А эта заноза уселась на меня верхом, поерзала, устраиваясь поудобнее. Куда мир-то катится?
- Дима. Я. По тебе. Соскучилась. По тебе. А не по Сереге или Славке. Ты это понимаешь, нет? И очень захотела к тебе. Потому что с тобой мне было лучше, чем без тебя. Вот прямо там, в клубе, и поняла. - Все это сказано было, глядя мне прямо в глаза. С очень серьезным видом. Уставился в ее, так же широко распахнутые, как и мои сейчас. Что там, в их глубине? Ведь что-то показать сейчас пытается. А что? Вот они - огромные, блестящие, ресницы длиннющие. Радужка переливается от зеленого к карему : на ярком свету прозрачная зелень, в темноте - почти черные. И всегда блестят. Но, ведь, ни фига не разглядишь, что там таится, как ни старайся.
А вот на моей физиономии, похоже, все слишком хорошо написано: усмехнулась, словно разгадав мои попытки что-то осознать:
- Серебряков, я тебе почти в любви призналась. А ты сидишь и тормозишь. Кто из нас неадекватный? Я, в принципе, никогда и ни по кому не скучаю. А вот ты - исключение. Ты хотя бы оценил мой душевный порыв?- Сейчас бы, по идее, должна вспрыгнуть и отскочить в сторону. Это нормально же для нее - подойти поближе, и сразу увернуться. Как будто с огнем играет: руки тянутся, а обжечься страшно... Угадал: успел прихватить покрепче, не дал удрать. Ведь сейчас отвернется от меня, а потом снова маску нацепит и - забудьте, товарищи, про откровенность, на ближайшие сто лет.
- Анют, я оценил. Просто обалдел от такой неожиданной щедрости. - Вру, конечно. Если бы не расшифровала - так и сидел бы пнем ошалевшим. И сейчас сижу, только теперь уже счастливым пнем. И лицо само плывет, растягивается в улыбке. - В любви, говоришь?
- Я говорю "почти". Не додумывай. - Сказала, как отрезала. Ну, почти так почти. Мне уже без разницы. Я уже и так счастливый. И не надо больше ничего. Если еще пару раз повторит - вообще умру от разрыва сердца. И, все-таки, не удержался, жадный:
- А когда будет "не почти"?
- Не знаю. Все будет зависеть от твоего поведения.
- А как мне нужно себя вести, чтобы все-таки дождаться? - Вот как пацан малолетний, ей - Богу, которому очень хочется игрушку, но не знает, как ее заслужить.
- Понятия не имею. - И плечами жмет, для убедительности. - Дим, я сейчас, вообще-то, подвиг совершила: сообщила о том, что мне до тебя есть какое-то дело.
- Ну, ты и раньше не стеснялась сообщать, как я тебя достал, надоел, бешу и так далее. - В общем-то, понятно, к чему она клонит, но нужно совсем уже вывести на чистую воду.
- Ну, гадости всякие говорить - для меня вообще не проблема, раз плюнуть. Давно тренированная. А вот такие важные вещи -не умею. Как-то не научилась за свою жизнь. Много чему научилась, но только не этому. Так что цени и восхищайся. - И снова все закончилось иронией. Защищается, что ли, таким образом? От чего, или от кого? От себя самой?
Придется поддержать, подыграть:
- Ань, можешь тренироваться на мне, сколько угодно. И нести все, что придет тебе в голову. Только предупреждай, а то я когда-нибудь свихнусь от неожиданности.
- Это как ты себе представляешь? Прихожу я к тебе в гости, и сообщаю: Дима, я сегодня буду репетировать фразу "ты мне нравишься". Ты садишься на диван и с умным видом слушаешь, а я повторяю раз пятьсот, пока тебя не устроит интонация? И еще поправлять будешь, в каком месте нужно вздыхать и закатывать глазки?
- Можно попробовать. Только с условием: на мне тренируешься, и только мне потом и говоришь. А то пойдешь делиться своими навыками направо и налево. - Странная беседа получается: вроде шутим сейчас, а вроде бы о чем-то серьезном договариваемся.
- Дим, давай без условий. Я же сказала - как только попытаешься где-то надавить, я тут же начну сопротивляться. Ни к чему хорошему это не приведет. И даже не думай ревновать. Меня это раздражает, потому что значит, что ты мне не доверяешь.
- Ты знаешь, малыш, рядом с тобой я сам себе не доверяю. Никогда не знаю, чем закончится разговор.
- А ничем не закончится. Я на сегодня уже и так много сказала. Хватит откровений. Вообще, мне пора домой, если честно.
- Зачем?
- Затем, что я там не была со вчерашнего утра.
- А до завтрашнего утра подождать нельзя?
- Можно.
Снова "здрасте": приготовился к долгим уговорам и убеждениям, а получил такое нежданное согласие. Даже опешил от этой легкости.
- Ань, интересно, я когда-нибудь к тебе привыкну?
- Не переживай. Пока ты привыкаешь, я какую-нибудь новую фигню придумаю.
- Зачем?
- Затем, чтобы не расслаблялся.
Глава 20.
Нет, с этой женщиной совсем невозможно было расслабиться. Пока Дмитрий думал, с чего начать, ей, похоже, ждать надоело. Приподнялась на локтях, подтянула под себя подушку, устроилась поудобнее:
-Дмитрий Евгеньевич, ты зачем меня сюда привез? Рассматривать? Мог бы и дома то же самое сделать. Еще минута - и я пойду домой.
Лицо при этом очень серьезное сделала. Еле спрятала улыбку, только в голосе слегка промелькнула.
Расхохотался. Уселся рядом. Погладил лицо, едва касаясь.
- Еще скажи, Ань, что ты не понимаешь?
- Вообще не догоняю, что тебе от меня нужно. Пристал, как банный лист. Зачем - непонятно. Сбивает с толку несчастную девушку.
Закопался в волосы пальцами, наткнулся на шпильки, подтянул к себе, развернул спиной, начал вытаскивать по одной, кидая на пол.
- И еще ты, наверное, ничего не хочешь, да, Анют? - Распуская пряди, разглаживая, едва касаясь мочек ушей, заставляя удерживать дыхание.
- Нет, почему же? Домой хочу, устала уже в этом платье. - Вот упрямая. Намеками говорит, но таким серьезным голосом... Если бы не легкая дрожь в последней фразе - поверил бы, наверное...
- Мешает, да? Тесное? - С преувеличенной заботой в голосе. - Наверное, нужно расстегнуть, чтобы легче стало? Тоже не хочешь?
- Нет, не хочу. Это же не прилично. - И очень скромно глаза потупила, а сама шею подставляет, там, где язычок от молнии поблескивает.
- А чего ты еще НЕ хочешь? Расскажешь? - Уже невнятно, прижимаясь губами к плечам и открывающемуся изгибу позвоночника.
- Ой, Дим, так сложно сказать, так много всего интересного... - И непонятно, что больше заводит - эта игра в намеки и двусмысленности, или все большая дрожь, и томные интонации - не разберешь, прикидывается соблазненной дурочкой, или вздохи уже настоящие? Даже сейчас не понять до конца - что с ней, вообще, происходит?
Как раздевал в прошлый раз - совсем не запомнил, и в этот раз, как мог, затягивал процесс: хотелось уже рассмотреть и прочувствовать, понять, как и на что реагирует. Пока добирался до чулок, боялся, что потихоньку рассудок потеряет. Чем зацепила банальная такая вещь? Добрался, и замер опять неуверенно... Снова застряли пальцы на кружевной полоске капрона...
- Эй, нет, Дим, не трогай. Еще порвешь или зацепок наставишь. - Очень серьезным голосом. Таким, что очнулся и изумленно заглянул в лицо
- Что ты так над ними трясешься? - Вот фиг же поймешь, явно не бедствует, чтоб так переживать.
- Они мне будут дороги как память. Буду смотреть на них в старости, и вспоминать, как когда-то соблазнила страшного и могучего Дмитрия Серебрякова. И все благодаря этим тряпочкам. А если вдруг обеднею - буду сдавать их в аренду. Тем, кто позарится на твое могучее тело. - И снова эта вредная ухмылка. Он потихоньку съезжает с колеи, а она шутить изволит. Играет на нервах, как виртуоз на скрипке - каждую струну вытягивает, заставляет звенеть.
Не выдержал, уложил на спину, руки зажал, чтобы не трепыхалась, навис, практически придавил, уставился в глаза так, чтобы отвернуться не смогла, так, что их дыхания начали смешиваться.
- Аня, етит твою, что ты за человек? Я ее раздел уже, практически, а она все шутки шутит! Ты молчишь когда-нибудь?