– Я серьёзно, Алая потерялась в лесу.
– Кто?
– Переводчица с корабля.
– А… Конечно, потерялась… Кстати, а где это вы с ней прохлаждались? – дверь захлопнулась, в комнате зажегся свет.
– Понятия не имею, в поле с кучей светящихся бабочек, может, знаешь, где это? – проморгавшись ответил я и стал разглядывать жилище предтечи, довольно чистое и уютное, даже коврик с лебедями над кроватью имелся, где он его только…
– Она тебя уже и в Долину бабочек сопроводила? – язвительно поинтересовался Виктор, расставляя на столе мисочки с нехитрой снедью, одноразовые стаканы с логотипом ЦТП и бутылку с багровой жидкостью.
– Да, отвела, а что? – спросил я, удивлённый переменой настроения Кроведа.
– А почему сбежала?
– Это я ушёл, получил срочное сообщение с корабля, а на поверку ерунда оказалась. И, кстати, тайну вечной молодости я Центру не выдал, – заметив, что Виктор вновь готов взъяриться, поспешно добавил я. – И не подумал бы, если честно. Жалко мне их стало, – кивнул на закрытое окно.
– Так уж и жалко, – осклабился Виктор. – Выходит, ты Миленку в долине бросил. Вот даёт, глупая, нашла, кому сердце открывать.
– Ничего она мне не… просто показала поле, там бабочки нас облепили, а тут сообщение, срочно… – глядя на торжествующее лицо Виктора, я запнулся и продолжил совсем тихо. – Я обещал ей, что вернусь.
– Молодец! – Кровед одобрительно хлопнул меня по плечу и доверху наполнил стаканы. – Давай за это и выпьем. Ты не волнуйся, Миленка здесь каждый кустик знает получше твоего навигатора. Дома уж, спит давно. И нос не вороти, наливочка у меня, что надо, заодно и расскажешь толком, что там у вас вышло.
– Вы уверены, что девушка в безопасности?
– Конечно, а иначе бы её мамка уже здесь была. Десять лет вместе прожили, давно расстались, а случись что, сразу ко мне бежит.
– Так вы…
Дверь медленно отворилась, на пороге показалась худощавая женщина в просторном алом одеянии. Присев в торопливом реверансе, она потянула к Виктору тонкие жилистые руки.
– Легка на помине, – успел сказать Кровед, прежде чем на него обрушилась экспрессивная пантомимическая тирада. Он что-то отвечал, затем обратился ко мне, сказал, что ему надо ненадолго выйти, посмотреть больного. – Ты подкрепись пока, всё на столе. – И удалился, прихватив с собой стоявшую в углу набитую тряпичную суму и приобняв женщину за плечи. Напоследок гостья обернулась, пронзив меня острым взглядом.
– Какого больного? – вслух усомнился я, одним глотком осушил стаканчик со сладкой ароматной жидкостью, взял лепёшку с сыром, откусил, вновь налил из бутылки, опрокинул. Тут только до меня дошло, что приходила мама Алой.
Я вскочил, вывалился из дома, протопал по ступенькам крыльца и распластался на жестком гравии, непонятно как оступившись.
Алая в беде. Сдавленно чертыхнувшись, я заставил себя подняться, огляделся. Темно, как в подземелье. Кроведа со спутницей и след простыл, да и хранителей не видно. Пока я любезничал с предтечей, холодный спутник планеты успел скрыться, погрузив округу в непроглядную тьму, а гермошлем с ночным видением остался на челноке. Я прислушался – ни звука, ни дуновения ветра. Куда идти?
Неловко переступил с ноги на ногу, потёр ушибленные ладони и, включив нагрудный фонарик, пошаркал вперёд. До соседнего дома как-нибудь доберусь и объясниться сумею, главное не сворачивать с выложенной мелким камнем тропинки. Света моего фонаря только и хватало, чтобы её разглядеть. Я убедил себя, что должен непременно разыскать Алую, потому приободрился и приосанился, вспомнив, как доверчиво девушка заглядывала мне в глаза в Долине бабочек. Так смотрят на богов и кумиров, а на меня ещё никто так не смотрел.
Гравий хрустел под ногами, тропинка петляла, извивалась, огибала кусты, огромные тени, время от времени возникавшие по её сторонам, на поверку оказывались деревьями – ничего похожего на жильё в поле зрения не попадало, словно посёлок сгинул, а я продолжал блуждать в зачарованном диком лесу. Ноги тяжелели, медленно наливаясь свинцом, глаза слипались, я тёр их и зыркал по сторонам, невольно подыскивая удобное местечко, где можно свернуться клубком и поспать. Но все равно не мог отказаться от намерения во что бы то ни стало разыскать мою нежную нимфу в алом. Уже мою, конечно. Превознемогая усталость, я ломился по дорожке без начала и конца.