Я бросился к ней, поднял на ноги, спросил:
– Милая, почему ты плачешь?
Она помотала головой, завертелась вокруг, что-то объясняя, потом замерла, медленно подняла глаза, в которых читалась такая мука, что я невольно дрогнул. Тут только она вспомнила про графитовую доску, что держала в пальцах. Сняла с петли мелок.
«Странник прасти мне очень стыдно. я не могла любить тебя Небеса не простят», – медленно вывела Алая, и снова спрятала лицо в ладони.
– Боже, какая глупость.
Она подняла недоумевающий взгляд, кивнула, стёрла слова на доске, написала:
«Я глупая прасти. Грех».
– Конечно, глупая. С чего ты взяла, что не можешь меня любить?
Милена воззрилась на меня, оглядела рубку, будто кого-то искала.
– Ты о Викторе? Так это он тебе наплёл про Небеса, – сообразил я.
«Секрет прасти нельзя».
– Что нельзя?
«Странник ушёл из Долины, потому что грех Любить тебя нельзя»
Я отнял у неё доску, вытер и написал:
«Я тоже тебя люблю. Очень люблю. В этом нет никакого греха, поняла?»
Прочитав, она побледнела. Я попытался обнять, но девушка выскользнула из рук и бросилась к двери. Стукнула дважды, верно, условный сигнал для дежурных на той стороне.
– Постой! Если ты мне не веришь, давай спросим у Звёздного Капитана? – она обернулась, пронизала меня изумлённым взглядом
Мелок быстро выбивал на доске буквы, однако прочесть их я не успел. Люк заскрипел и открылся, в рубку ввалился Кровед.
– Это вы её запугали, да? – потерял самообладание я.
Алая замерла. Снаружи что-то прошебуршало и затихло тотчас. Наверное, нас пытались подслушать.
– Миленка, сядь подальше и закрой уши, – приказал Виктор.
Девушка пулей пронеслась в другой конец рубки, села за пульт к нам спиной и надела наушники.
Я подошёл, приказал всем, кто оставался снаружи сделать то же самое.
– Теперь внимай, Небесный странник, – обратился ко мне предтеча. – Решил уделить внимание простой туземке? Снизойти на недельку, а потом отвалить? Не выйдет, Никита, – первый раз он назвал меня по имени. – Ты всю колонию загубить хотел, а теперь и над дочерью вздумал поглумиться? Мне твои выспренние бредни о благах цивилизации надо выслушивать и каждого на блюдечке для съедения подавать?
Я попытался возразить, но Кровед разошелся, сыпал угрозами, мельтешил руками и ногами и утих только тогда когда отбил себе все конечности о бесчисленные углы тесного помещения рубки.
– Я её не брошу. Я хочу, очень хочу остаться здесь навсегда. Думаете, только вам ЦТП надоело до чёртиков? Вся эта гнилая иерархия, наигранные улыбки, тупые задания у меня, если хотите, вот где сидят, – заметив, что Виктор смотрит на меня с новым интересом, я сделал красноречивый жест в районе шеи. – Ведь там, на Земле все, словно роботы. Лишь бы выслужиться, а по-настоящему никто никому не нужен. Можете мне не верить, но Миленку я люблю. На что хочешь готов, только бы с ней. Раньше сам бы над подобным заявлением смеялся. Поймите, я хочу жить здесь, дышать этим воздухом, солнце встречать по утрам, говорить, как они хочу!
– Не обольщайся, что здесь всё так идеально. Это первый хмель, – тихо перебил меня Кровед. – Пройдёт обязательно, когда воткнёшься поглубже, а там уж, что в тебе победит – неизвестно.
– Мне всё равно, – ровно ответил я. Раж, в котором произносились первые фразы сошел, дальше стало спокойней. Я выдохнул и продолжил полушепотом: – Я благословения вашего прошу на брак с Миленкой. Хотите, в хранители вас взамен посвящу. С помощью самописца можно многое сделать…
– Опять торгуешься? – погрозил мне пальцем Кровед.
– Хочу быть с ней, только и всего.
– Вот именно, хочешь, – кисло сказал предтеча. – Но вижу, парень ты неплохой. Вместе мы с тобой много пользы принести сможем. Вот только родительское благословение здесь не в ходу. Миленка сама согласиться должна, а второй раз идти в Долину бабочек после отвержения – дурной знак. Больше того, для тебя как для Небесного странника это считай позор. Так что думай сам, что делать.