Он третий год знал Владивосток. Этот далекий форпост Российской империи рос и развивался на глазах, но звания города еще не получил. В жизнь небольшого порта заметное оживление вносили предприимчивые заморские купцы, мелкие торговцы, всякого рода скупщики и перекупщики, артели сезонных старателей и рабочих.
Вдоль причала — одна к одной — лепились тупоносые плоскодонные шаланды. По переброшенным на берег узким и гибким сходням, балансируя, бегали неутомимые грузчии. Одни грузили на джонки тюки с сушеной морской капустой и вяленой рыбой, другие выносили на берег привезенные товары. На базаре шла оживленная торговля. Завидев остановившегося прохожего, торговцы махали руками, предлагали сладости и фрукты, свою водку и табак, шелка и посуду, рис и птицу. Скупали и увозили морскую капусту, рыбу и трепангов, шкурки соболя, панты и женьшень, самые пронырливые — тайком — золото.
Михаил Иванович шел вдоль редкой цепочки деревянных домов обывателей, среди которых заметно выделялись несколько каменных и кирпичных казенных зданий и домов первых владивостокских купцов: Чурина, Кунста, Семенова, Шевелева. Золотился куполами собор. Портовые постройки и азиатские фанзы на окраине отражались в голубом зеркале бухты Золотой Рог. А на протянувшейся среди зеленых холмов одной из красивейших гаваней мира стояли на якорях двух- и трехмачтовые парусники — фрегаты, корветы, шхуны, украшенные мощными бугшпритами, высокими мачтами и длинными реями.
То были годы, когда на поверхность этой бухты еще опускались на отдых белоснежные стаи лебедей, когда видимые невооруженным глазом в соседнем Амурском заливе пускали фонтаны громады-киты, Когда, не давая уснуть бедным жителям окраин, заливались ощетинившиеся от страха собаки, а тигр уносил с поста часового, оставив «на память» начальству полушубок и берданку. И совсем недавно среди бела дня в центре города вышла на берег переплывшая Золотой Рог тигрица…
В то время, пока Янковский прогуливался по Светланской, губернатор в своем просторном кабинете внимательно изучал его дело. Еще вчера, после того как Мельгунов доложил о записавшихся на прием посетителях, адмирал затребовал материал на политического ссыльного. Сейчас он неторопливо листал страницу за страницей.
«Так, с оружием в руках принимал участие в мятеже. Получил восемь лет каторжных работ. Да, Муравьев не либеральничал… Дальше. Переведен на вольное поселение в пределах Восточной Сибири, с возвращением прав дворянства, но оставлен под гласным надзором полиции. Нарушений режима не замечено, хотя и продолжает дружить с политическими ссыльными, многим помогает. Но человек дельный, Кустер им весьма доволен. Сообщает, что Янковский впервые навел на Аскольде образцовый порядок, ликвидировал банду. Теперь хочет устроить свое хозяйство на западном берегу Амурского залива, намерен вывести дальневосточную лошадь. Что ж, это важное дело. Хорошая лошадь остро необходима переселенцам, а особенно кавалерийским и артиллерийским частям. Такую инициативу нужно поддержать. А если ничего не получится — потеряет свое время и деньги. А может и больше… Но зато если выйдет, в Петербурге, конечно, скажут: „Ну и молодец губернатор! Смотрите, что организовал!“ А генерал-губернатор Восточной Сибири в своем ежегодном верноподданическом докладе донесет об успехе самому монарху… Но присматривать за этим субъектом, конечно, нужно. Кто его знает, что у него на уме? Потолкую об этом с полицмейстером…»
— Ваше превосходительство, записавшийся на десять часов Янковский ждет в приемной, — доложил адъютант.
— Просите!
Адъютант открыл дверь и пропустил посетителя. Сегодня управляющий прииском острова Аскольд выглядел иначе, чем в походе: расчесанная пышная борода, белый накрахмаленный воротничок, галстук бабочкой, модные штиблеты на высоком каблуке.
Адмирал умел расположить к себе посетителя, слушал Михаила Ивановича внимательно, с интересом. И Янковский с увлечением рассказал ему о своем впечатлении об островах Попова, Рейнеке, Рикорда, Желтухина, о районах Посьета и Новокиевска. Места там приглянулись, но со временем, он полагает, тамошние обширные луга и пастбища могут потребоваться для казенных нужд. А вот полуостров в Амурском заливе — всего в сорока верстах от Владивостока — невелик и еще никем не занят…
— Детально ознакомившись с прибрежной полосой Посьетского района в целом, ваше превосходительство, я, как агроном по образованию, утверждаю: она никогда не станет ареною поселения нашего крестьянина-хлебопашца.
— Вот как? Это очень серьезное и смелое заключение!