— На нас уже посматривает начальство. Так что становитесь, доктор, напротив, берите ручку пилы и начнем урок. Тяните на себя спокойно и ровно. Так. Нет, назад не толкайте, а отпускайте пилу свободно, теперь тяну я. Не нужно лишних усилий, не нужно нажима. А ну, пан Домбровский, становитесь на мое место!
Когда прозвучала команда на перекур, присели на бревна отдохнуть, познакомились ближе. Стали вспоминать родину и нашли общих знакомых, в том числе вольнодумца князя Кропоткина, соседа Янковских по имению. Михаил признался: взгляды Кропоткина ему импонировали. Дыбовский рассказал, что за участие в восстании, за то, что на его квартире в Варшаве не раз собирались руководители Центрального Национального комитета, его едва не приговорили к смертной казни. Однако революционных идей он не разделял. И все же они подружились, хотя и ненадолго: вскоре их партии разлучили.
Но всему наступает конец. Пришла и к ним половинчатая амнистия: политкаторжан отпускали на «вольное поселение» в пределах Восточной Сибири. Михаил вышел из ворот опостылевшего острога, оглянулся и с изумлением пошагал один, без конвоя. И вдруг, взбудораженный ветром и солнцем первой вольной весны, — сорвал с пальца тяготившее годами — как символ смерти — фамильное кольцо и швырнул его прочь! Сверкнув в воздухе красной искрой, драгоценный перстень исчез в глубоком сибирском сугробе. Через мгновение пожалел: последняя память о матери! Но было уже поздно.
Михаил торопился. Скорее, скорее в Иркутск за документами, за направлением — куда угодно, но только к «новому месту жительства»! Пешком, на попутных санях добрался до столицы Восточной Сибири и здесь, на пороге полиции, столкнулся с Дыбовским. Вместе вышли из губернского полицейского управления.
— Ну-с, куда же вас направили, пан Михаил?
— На Ленские золотые прииски, на Олекму, пан доктор, а вас?
— Мне наконец разрешили заняться научной работой. При поддержке Географического общества начну изучать подводную жизнь Байкала. Но с вами связи терять не будем. Как прибудете на Олекму, сразу же сообщите адрес… Вы, конечно, слышали о недавнем героическом восстании на Кругобайкальской дорого? Предлагаю пойти поклониться братской могиле.
Холмик — общая могила четырех расстрелянных руководителей мятежа политзаключенных — еще не зарос травой. Чьи-то заботливые руки не давали ему исчезнуть с лица земли. Сняв шапки, двое ссыльных долго молча стояли на месте казни, почтив память погибших товарищей.
Вскоре они расстались надолго. Бенедикт Дыбовский стал первооткрывателем подводных организмов «Священного моря», а село Култук, где он жил, вечным памятником неутомимому ученому.
Янковский устроился на золотом прииске на Олекме. На первые заработанные деньги купил старое кремневое ружье, порох, кусок свинца. Вечером, при коптилке, отковал три пули: на четвертую свинца не хватило и он пожалел истратить хотя бы одну на пристрелку. На заре надел лыжи и отправился в тайгу. Выследил огромного лося, подкрался, тщательно прицелился — трах!!! Но когда дым рассеялся, сохатого на месте не оказалось. Обескураженный, Михаил затесал толстую лиственницу, выстрелил в нее с упора и тоже не попал. Стало ясно — кремневка свой век отслужила. Он вернулся в поселок и со вздохом кинул фузею в сарай.
С этого дня дал зарок, а впоследствии завещал сыновьям: никогда, ни при каких обстоятельствах не выходить на охоту с непристрелянным ружьем.
Прошел год, второй, третий. Жизнь наладилась, появился достаток. Страстный охотник приобрел винчестер, двустволку, завел легавого пса Барса. Изредка приходили письма от Дыбовского, делившегося своими открытиями. Михаил отвечал, что устроился неплохо, живет в тепле, сыт, свободное время проводит на охоте. Это, конечно, не каторга. Но ему здесь тесно, все однообразно, а так хотелось бы поездить, посмотреть свет…
И вдруг письмо от доктора. Он завершил работу на Байкале и предлагает принять участие в экспедиции на Дальний Восток. Дыбовский получил разрешение генерал-губернатора на троих: себя, Годлевского и Янковского. И хотя наместник в средствах отказал, его поддержал ответственный секретарь Географического общества Усольцев, выделил на организацию путешествия пятьсот рублей. Они с Годлевским на днях выезжают в Забайкалье и, если Михаил согласен, пусть догоняет их в Чите.
Янковский не колебался ни минуты. Взял расчет и сел на первый уходивший вверх по Лене пароход. Добрался до Иркутска, получил у Усольцева пропуск, переправился через Байкал и прискакал на почтовых в Читу. Через несколько дней все встретились на берегу памятной Ингоды, в станице Сиваково, в избе потомственного забайкальского казака Силы Михайловича Ковалева.