Потом сообщил, что мистер Хилди обещал устроить его следующей осенью вольнослушателем в сельскохозяйственный институт. А весной он едет в Техас, будет изучать коннозаводство.
Свой первый, заработанный на ферме серебряный доллар хранит, как памятный сувенир для мамы…
От Александра долго не было никаких известий. Боялись, что погиб по дороге на Аляску. Но, наконец, оттуда, с севера, пришло долгожданное письмо. Шура писал, что они, четверо, в самом деле едва не погибли на пути в Клондайк. Под конец съели своих ездовых собак, тащили нарты на себе, голодали, обморозились. Но, слава богу, добрались, и теперь подлечились, окрепли. Сейчас уже застолбили на Юконе участок, приступили к промывке песка. Идет неплохо. Те, кому везет, зарабатывают здесь бешеные деньги…
Михаил Иванович внимательно перечитывал письма обоих сыновей. Юрием он был доволен. А над письмом Александра покачал головой и сказал слушавшим его жене и дочери:
— Не верю, чтобы Шурка добился большого успеха старателем. Для этого нужно быть настоящим мужчиной, а он неуравновешен и слабоволен. Я столько лет проработал на золоте и знаю: лучше не искать его под землей, — слишком ненадежно. Гораздо легче закопать, чем выкопать. Нужно уметь замечать и находить золото на земле!
Анна честно старалась заменить брата. В шароварах и куртке, с хлыстом в руке, с утра бывала в седле. То объезжала табуны, проверяя пастухов, то скакала на ферму племенного скота на берегу речки Сидеми. Издали ее легко было принять за плотного парня. В четырнадцать лет, прыгая с парнями через костер, Нютка зацепилась за корягу и рухнула в огонь. Все ахнули и растерялись, думали ей конец. А она выкатилась из костра и пылающим факелом нырнула в реку, отделавшись пустяковыми ожогами.
Теперь, правда, Нюта остепенилась. Вечерами, помимо чтения и бесед с отцом, успевала учить грамоте детей пастухов. И терпеливо ждала возвращения Юрия.
Между тем домашних пантачей на Сидеми становилось все больше, они тоже требовали ухода. Михаил Иванович сконструировал станок для спиливания пантов, который позднее стал образцом для всех оленеводов Приморья. Соседи-новоселы поняли выгоду пантового хозяйства, начали наезжать, просили уступить несколько голов на расплод. Так полуостров стал «рассадником», как говорил Михаил Иванович, пятнистого оленя в Приморском крае.
Как-то в перерыве заседания географического общества Михаил Григорьевич Шевелев сказал Янковскому:
— Давно хочу дать вам один совет. Сидеминское оленеводство, как и женьшеневое хозяйство, растет, в последний приезд оно меня просто поразило. Советую познакомиться с представителем крупной фирмы из Чуфу Тун-Чуй-куном. Это честный и порядочный человек. Скажите, что рекомендовал я.
Янковский и Тун познакомились. И теперь отпала надобность обивать пороги разных аптек, Тун-Чуй-кун всегда сразу давал настоящую цену.
У некоторых купцов тех лет были свои традиции и этика. Постоянному клиенту такой купец помогал и даже поддерживал в трудную минуту кредитом. Однажды Михаил Иванович слышал, как Тун поучал охотника, которому одолжил порядочную сумму денег.
— Через месяц деньги нету — ничего. Только приходи, говори. Опять нету — опять пришел, честно сказал — еще нету. Это ладно. Только если срок пришел, а тебя нету — а-я, так шибко худо! Если люди честна слова нету — наша его человека не считай!..
Михаил Иванович застрелил в оленнике самого драчливого, калечившего молодых, пантача. Вырубил панты вместе с лобовой костью, укрепил на дощечке, приплыл на попутной шхуне во Владивосток и отправился к Туну. Он вошел в большую сумрачную комнату нижнего этажа аптеки-лавки и снял темные очки. После давнего ослепления, которое когда-то так заботливо лечила Катя Полозова на Уссури, он еще раз пострадал от сверкающего снега на весенней охоте у озера Ханка. Потом в саду во время прививки повредил левый, и теперь постоянно берег глаза от яркого света.
В лавке царило оживление. Оборванные, пропахшие потом и дымом костров, два охотника таза, старый и молодой, топтались у высокого прилавка. За прилавком в длинных синих халатах стояли старшие и младшие приказчики. Из рук в руки переходили небольшие, но толстые, в три отростка, покрытые пушком две пары пантов. Торговались азартно: хлопали друг друга по плечу, обменивались таинственными рукопожатиями, Это был условный, безмолвный торг при помощи одних пальцев.
Люди то хмурились, то улыбались. Кивали или отрицательно качали головами. Сизый дым от нескольких трубок застыл неподвижным облаком. В лавке резко пахло чесноком и восточными пряностями.