Позднее раскрылось, что история эта была чистейшей легендой, никто Александра не обворовывал. В действительности, став азартным игроком, он до нижнего белья проигрался на пароходе в покер и в рулетку. А выдавать «сменку» в виде любого тряпья, лишь бы прикрыть стыд, было, очевидно, неписаным законом жулья всех времен. Накормив брата, Юрий сказал:
— Домой все равно поедем вместе. Папа велел подобрать чистокровных производителей и нанять до Владивостока помощника. Лошадей я купил, а помощником теперь будешь ты. Завтра же достанем тебе приличную одежду.
Через несколько дней океанский лайнер «Корея» покидал берега Калифорнии. Он держал курс на Гаваи, а оттуда, через Японию, во Владивосток. В хорошо оборудованном отсеке рабочей палубы стояли два чистокровных скакуна и две рысистые кобылы. Всем им суждено было стать прародителями целой плеяды «звезд» и покорить сердца лошадников — любителей бегов и скачек на русском Дальнем Востоке.
Братья возвращались на родину в приличной каюте, второго класса. Модные клетчатые костюмы, котелки, бородки и бакенбарды произвели большое впечатление и во Владивостоке, и дома. Но особый восторг вызвали холеные, невиданно статные кони. На Сидеми их устроили с комфортом — каждого в своем просторном, светлом деннике.
В первый вечер рассказам, естественно, не было конца. Александр описывал тропики Панамы, снега, холод, голод и золото Аляски. Юрий рассказывал о полудиких мустангах и ковбоях Техаса, о больших городах и образцовых фермах, где он работал поденщиком у самых разных хозяев.
Анна, свободно владевшая английским, задала вопрос:
— Юра, а ты скоро научился хорошо понимать?
— Да не очень, бывали конфузы. За одной хозяйской дочкой, мисс Мэй, я немного ухаживал. И вот сидим мы за чаем на дне ее рождения, она указывает на стол и что-то говорит. Показалось — предлагает попробовать. Ну, я из скромности говорю: «Нет, спасибо». А она как расхохочется: «Да я же просила положить мне кусок кекса!» Все, конечно, рассмеялись — и я тоже…
Поступивший недавно в мореходное училище, Ян спросил:
— Ну, а драться часто приходилось?
— Не очень, Недавно, правда, мы косили сено и к нам втесался наглый тип, Здоровенный, лежит под телегой и прохлаждается. Кто ему слово скажет — в морду. Я обозлился, говорю — вставай, работай. Он вылез и ко мне: «Ах ты, русская свинья, я тебя!..» А я схватил стальные вилы, сделал, как умею, страшную рожу и на него: «Запорю!» Все думали, мне капут. А он взвизгнул и ходу. Запнулся, упал, юрк под телегу, да как завопит: «Спасайте, убьет!» Я делаю вид, что меня держат и кричу: «Чтобы твоего духу не было!» Он выполз из-под телеги и бегом на ферму.
— А на мисс Мэй не собирался жениться? — улыбнулась, мать.
— Однажды она спросила: «Как вы в Сибири среди снегов и медведей живете? В шахтах под землей?» Я отвечаю: «Медведей у вас в Америке не меньше, а живем мы в домах. Летом в море купаемся, по горам скачем. В лесах у нас олени, есть и тигры». А она: «Как бы я хотела все это посмотреть!» Тут я и ляпнул: «Хотели бы поехать со мной?» «С удовольствием», — говорит. И нас вроде бы уже стали считать женихом и невестой, да мне пора было ехать в Техас…
— И как Техас, понравился? — спросил отец.
— Я многому там научился, но не понравилось отношение к цветным. Лучшим среди нас ковбоем был мулат Джим. Красавец, великолепный наездник, мы дружили. Так представляете, белые рабочие обедают с хозяином в столовой, а Джим — лучший из всех — с неграми на кухне. Однажды они заспорили о чем-то по работе с хозяином, а тот и говорит: «Ну, Джим, если ты окажешься прав, я посажу тебя с собой за стол!» Понимаете, это — как высшая награда!..
В этот вечер повидать «американцев» в доме собралось много молодежи: дочки Гека, братья Сухановы, крупные фермеры с острова Путятина Старцевы.
— Лучше послушайте, как Юрка боксировал на пароходе, — вмешался Александр, и все посмотрели на Юрия.
— Вот где я влип в историю! Как только вышли из Сан-Франциско, администрация вывесила расписание увеселительных игр с предложением записываться всем желающим принять участие. Тут и теннис, и игра, в которой двое, сидя верхом на гладком бревне, сближаются над бассейном и лупят друг друга подушками, пока один обязательно в костюме и шляпе, не бухнется в воду. Ну и бокс. Я в Хайленде тренировался порядочно и решил: подумаешь, попрыгаю на ринге, потешу публику. И записался. А всего нас оказалось трое: француз Жак Ламбертон, немец Ханс — фамилия какая-то длинная, да я. На счастье в первый день драться выпало тем двоим. Француз оказался техничным боксером, но немец был много тяжелее, выше, и длиннорукий. Он поймал Жака на удар снизу в челюсть, тот упал. Как продержался до конца — удивительно. Физиономия под конец была — страшно смотреть!