[177] с такой легкостью взял ее под свою ладонь. Но и время Сета не забылось и многое установленное как обычай вышло из него, времени этого. И потому, памятуя об этом, князья Юга давали Кушу повинностей в меру, даже более посильную, чем в Та-Кем. Правда, всегда находились писцы и управители, думающие про себя, что они умнее прочих, потому что носят юбку из тонкого льна, разукрашенную по последним дворцовым правилам и умащающиеся благовониями, которые наиболее приятны его Величеству именно в этом году, да будет он жив, здоров и правит миллион лет. Многие из них, приезжая из Та-Кем, видят, что жизнь тут проще, и люди проще. Видят, что по сравнению со столицами и даже просто большими городами все намного менее обустроено. И начинают считать, что они намного развитей и культурней живущих тут, да и в любом другом месте, что даже и отчасти верно. Но почему-то они сейчас же делают вывод, что все остальные намного глупее. А это ошибка. Одно не следует из другого, ум с достатком и городскими приятностями часто никак не связаны. Умных людей везде примерно одинаково. И то, что люди тут живут проще и не так пышно, не желая из всего извлекать золото и выгоду, вызвано не тем, что они глупее. Просто они живут по-другому. Но когда их обманывают и грабят, они это видят, и терпят лишь до поры, помня времена Сета. И еще одно — много простых людей было ввезено сюда снизу, для увеличения урожаев и правильной обработки земли, и поселения их стояли рядом с поселениями нехсиу. И хотя жили все мирно и ровно, но и земли были переделены, многие пастбища нехсиу стали пашней, и мелкие обиды копились годами. И вот эти-то поселения и становятся дровами, разгорающимися в пламени бунта. Искру высекает писец, обобравший деревню или клан, а сгорают крестьяне. И не всегда приехавшие снизу — в иных местах низовых больше, и страдали как раз нехсиу. Любое восстание всегда начинается с проведения черты — тут мы, а тут — они. И мы всегда — против них. Даже если вчера ты был у одного из «них» в гостях на празднике урожая, или он у тебя — на пиру по случаю себи у старшего сына, почуяв в воздухе горечь близкого бунта, стоит позаботиться о спасении своих душ. И как можно раньше, потому что с началом мятежа для «них» ты станешь пустым местом. А еще вернее — добычей и жертвой. Или — наоборот, «они» для «нас». Чья сила будет сильнее. И любой бунт можно пропустить из дворца князя Юга или палат чати, но тут, на месте, все всегда все знают. Или, по меньшей мере, догадываются задолго до того, как заполыхает огонь. Весы обид и притязаний у каждого есть в сердце его. Часто ожидание бунта даже страшнее его самого, ибо ожидание это смывает душу человеческую. Ты загодя уже привыкаешь смотреть на соседа как на убийцу. Или жертву. Он перестает быть соседом, другом, помощником в беде. Он — нож у твоего горла или баран, которого ты режешь к пиру… Бунт вымарывает обычную и привычную жизнь, прекращает все правила, законы и клятвы. Бунт — это смерть прошлого без рождения будущего, прорвавшаяся плотина, и вместо воды — безумие Сета и крови. Старой жизни больше нет, а новой может не быть. Всевластье Сета — это значит, я могу все, что мне угодно, сделать. Я перестаю быть змеей, ползающей у ног владыки, и становлюсь богом, исполняющим свои желания. Смерть и жизнь «их», других, в моих руках, я — Аммут для них и могу все. Но и «они» со мной могут сотворить все, что только смогут помыслить. Потому и наказание за бунт — только смерть.