Золото сдавали и другие чиновники. Но — только на Юге. На севере в казну золотом платили лишь большие города. Город Эдфу, побольше, чем Элефантина, например, платил в год восемь дебен золота… Столько же, сколько писец посланника в Элефантине — Абу…
Это ведь только говорится — «любимый царский сын Куша»[18] — так звался этот князь во время придворного именования — собрал дань с девяти луков[19] и повелел чего-то такого прекрасного». На деле этот всевластный хозяин юга большую часть времени проводил в столице, пред лицом благого бога[20], а то ведь, знаете, задержавшись в глуши, можно с удивлением узнать о том, что возвращаться-то и некуда… Поэтому настоящим «царским сыном Куша» были его главные помощники и их приближенные, люди энергичные и решительные. Эти качества, несомненно, важны, но многие из этих энергичных и решительных не всегда должным образом почитали Маат — богиню порядка и справедливости. Мы, наверное, сказали бы про них, что они не имели ни чести, ни совести, но имели много желаний. Другие редко приживались за порогами. А эти прижились, еще как прижились! Бывало, они могли вспомнить двух-трех блистательных царских сыновей Куша, при которых они делали всё то же дело — качали богатства Юга в казну. И, собирая дань Юга живому богу, они всегда помнили, что до этого дань должна пройти через руки их хозяина, но еще лучше понимали — что проходит она и через их собственные, жадные. И не ленились собирать ее даже в храмовых землях, а при возможности запускали руку и за пороги, в земли Абу, которые уже, строго говоря, не входили в подвластные князю Юга земли.
Правителю Абу всегда надо было решать сложную задачу. С одной стороны, им, этим энергичным и решительным, воистину эффективным руководителям, нельзя было дозволять подобных шалостей. Ибо и у храмовых владений, и у земель старой южной знати были свои управители (хозяин был только бог — живой из царского дворца либо — из храма), а у управителей было много доброхотов неподалеку от царских ушей. Но с другой стороны — надо было сделать это так, чтоб не разгневать великого вельможу, чьи люди, а, главное, чьи доходы от этого пострадали бы…
Вот этими щепетильными делами и занимался Деди в первую очередь, и был в них ловок и хорош. Правитель нома знал его, отмечал и награждал, а это о многом говорит. Главным Правителем нома, а не князем, как встарь, иногда бывал и Опора Юга — царский сын Куша, хоть Куш и начинался за порогами. Но со времен не столь уж давних, по воле царя это был уже не он сам, и даже — назначенный не им, а из столицы «заместитель». Мах, присланный снизу, из столицы, вот кто носил титул Правитель Абу и земли Та-Сети. Та-Сети — так звали этот ном, самое южное собственно египетское княжество, чьей столицей и была Элефантина. А уж почему так звался этот ном — только боги упомнят. То ли земля лука, то ли земля Сета, то ли — Сатис, то ли изогнутая — кто ж его знает… Заместитель был родом с севера, энергичен, сметлив. Быстро освоившись, он изо всех сил показывал Владыке Юга, что верен ему, наместнику Ментумесу (пока тот был в силе и славе, по крайней мере). Кроме того, невзирая на надменный вид, тонкий профиль, высокий рост, благовония и драгоценные юбки он был худороден, что только сильнее злило старую знать, еще помнившую, как при прадедах все решал свой собственный князь. Еще больше их выводили из себя высокомерие и чрезмерная роскошь, быстро прилипшие к новому правителю, и нежелание считаться с ними. Вот между волей благого бога, властью князя и недовольством вельмож из старых местных родов ему и приходилось крутиться, как капле воды между тремя раскаленными камнями. Ну а находить выходы из всех запутанных, как клубок, положений, доводилось чаще всего Деди-Себеку.
Деди всех знал, и всех умел к себе расположить. Это был рослый мужчина в самом своем расцвете. Он был крупен и широк в кости, немного полноватый, но живой и подвижный. Видно было, что полнота его скрывает сильные мышцы. Лицо его было чуть грубоватым, но в ту меру, которая только нравится женщинам и располагает к себе мужчин. Каре-зелёные глаза так часто улыбались, что уже в молодые годы птичьи лапки незагорелых морщинок протянулись от их уголков, и даже аккуратная и достойная такого чиновника раскраска не всегда могла их спрятать. Лоб был чист и высок, с чуть крупноватыми львиными надбровными дугами, сами брови — густы и красивы, рот твердо очерчен, хоть губы были и пухловаты и вызывали в памяти почему-то обиженного мальчика. Наверное, потому, что нижняя губа под своей тяжестью совсем немного оттопыривалась, приоткрывая ровные и не испорченные сластями зубы (хоть чуть и желтоватые), и из-за этого иногда казалось, что он вот-вот заплачет, искренне и горько, как ребёнок, которому посулили и не дали что-то желанное… Или, наоборот, рассмеётся. В любом случае обижать его не хотелось — он вызывал у большинства людей приязнь и желание помочь, таков уж был его дар. Одевался он просто, удобно и добротно. Ходил, по большей части, без парика, голову тщательно брил, в жару надевал лёгкую папирусную шляпу, как в Дельте, что для этих мест было необычно и забавно. Ходил он чаще всего босиком, но крепкие и красивые кожаные сандалии, такие, в каких ходят в пустыне знатные воины и обеспеченные путники, носил всегда с собой.
18
титул наместника южных провинций и полунезависимых протекторатов, управлявшего иногда и Абу-Элефантиной, один из самых высоких чинов в Египетской иерархии. А уж прибыльный…
19
«девять луков» это собирательный образ всех враждебных Египту неупорядоченных сил, но не главного врага. Акцент в разное время смещался на разные племена, в том числе и нубийские.)
20
так, отличая от небесных владык, именовали земного. Очередное слово-матрёшка, не просто «благой», но и «прекрасный», «юный», «молодой», «растущий». Прекрасный, бог, но не достигший полной силы, как Ра, или Тот…