Сначала ему пришлось рассказать все легенды и истории, связанные с Измененными, так как о Потерянных душах тогда я знал меньше, чем ничего. Это походило на сказку, страшную и злую, но я давно уже знал своего прознатчика, как человека опытного, отважного, хладнокровного, лишенного воображения и склонности придумывать что-либо, чего он не видел бы сам собственными глазами. Сейчас же он был не просто испуган, он был в паническом ужасе. Я не мог не верить ему, а верить — не хотелось. Но одна вещь из сказаных им мне показалась правильной и разумной. Надо было поговорить со знающим колдуном, да еще таким, который будет молчать до поры до времени. К счастью, именно недалеко от Миама была маджайская деревня, где у меня сложились добрые отношения и с их вождем, и с шаманом, тем более, что их наречие я хорошо знал. Туда я и оправился с воинским отрядом, писцами — как обычно, чтобы не вызывать удивления. Взял я, конечно, и своего шпиона, хоть он и был другого рода-племени. Поговорив с вождем, шаманом и старшими племени как обычно, мы разошлись, дабы отдохнуть перед пиром в нашу честь и я как бы случайно оказался вдвоем с шаманом. Я всё же ещё недостаточно верил в опасность происходящего, и, рассказывая вкратце ему всю эту историю, как бы посмеивался сам над собой, делая вид, что воспринимаю её как некую байку. Каково же было мое удивление, когда я увидел страх, подобный страху прознатчика, и на лице шамана! Он попросил меня немедленно призвать выжившего хранителя тайн и долго задавал ему всякие каверзные вопросы и просил все описать как можно подробней и дотошней. После допроса он надолго задумался. Тут нас позвали на пир. И только лишь после пира нам удалось снова поговорить. Очевидно, колдун уже все обдумал. Он призвал меня хранить тайну от всех до той поры, пока уже он и другие знающие и видящие (так он называл колдунов), а не мои прознатчики, выяснят, что же творится в усадьбе князя. Прознатчик очень энергично с этим соглашался, говоря, что Измененные — это точно дело рук колдуна и должно распутываться колдунами. Кроме того, шаман рассказал мне, удалив прознатчика и посоветовав и это знание хранить в секрете, о потерянных душах без прикрас и сказок, ибо рассказ о них моего шпиона был все же неточен и преувеличен — не по его вине, а по его знаниям. Колдун дал мне тайный знак для вестника — половинку амулета от пустынных духов. Вторая половина будет у вестника, так мы будем знать, что встретились с тем, кем надо. На этом пока все завершилось.
Глава 25
Не зря нубийские колдуны считаются самыми сильными и сведущими. К моему удивлению, новости последовали скоро. Но я уже ждал их с нетерпением и страхом — лишь на следующий после разговора с шаманом день я осознал, какая опасность всему живому исходит от Измененных и почему колдун так серьезно к этому относится. Это колдовство у маджаев и нехсиу повсеместно запретно, хотя некоторые исподтишка и практикуют другие запретные ворожения, связанные с плотью и жиром людей и их поеданием. Сами знания о ритуалах, связаных с созданием и подчинением Потеряных душ считались уничтоженными вместе с теми видящими, кто обладал ими, еще в незапамятные времена. Оказалось, что кто-то из знающих все же уцелел…
Видящие быстро проверили, кто из сильных колдунов отсутствует в доме своем. Таковых не нашлось. Тогда искали менее знаменитых колдунов и даже учеников — и снова без успеха. Тогда задумались — кто еще может использовать колдовские умения? Кузнецы и старейшины воинских сообществ обладают своей магией, и некоторые из них неимоверно сильны в колдовстве. Тут выяснилось, что запропал некий кузнец с дальнего юга. Он и раньше исчезал, кроме того, он был изгоем — никто не знал, какого он роду-племени, не помнил, сколько ему лет… Он единственный во всем Куше и Вавате делал смертоносное оружие из самой сильной черной бронзы. Шептались, что при сотворении оружия он приносит в жертву неведомым богам и духам детей, убивая их голыми руками, а затем закаливает в их плоти и жире оружие. Плоть же он якобы потом пожирает. Но — лишь шептались. Однако дети воистину пропадали. Дети — беспокойный народ, и иногда, по своей неуемности, встревают в опасные приключения, не понимая всей меры опасности. Иногда — погибают в этих приключениях. Иногда — пропадают без следа. Кругом пустыня. Львы, гиены и шакалы могут скрыть многое. Тревожно было то, что там, где кузнец останавливался выполнять заказ, всегда пропадали вдовьи дети — родившиеся после смерти своего отца. Известно всем шаманам, что запретные заклятья особенно сильны, если сопровождаются жертвоприношением такого ребенка, и смерть его мучительна и страшна. Но связать с этими пропажами кузнеца впрямую было невозможно.