Как и тогда, когда открыла свадебные дары, сейчас я тоже онемела от восторга. Белоснежные статуи чужих богов, резные скамьи, на которых сидело множество гостей, а впереди, там, где заканчивалась красная ковровая дорожка, стоял он — Филипп II, король Галатии, и росту в нём было не меньше, чем в моём братце Кнуде. А это означало, что я ему буду по грудь, максимум до подбородка.
Тёмные волосы выбивались из-под короны упругими завитками, цвет глаз с такого расстояния был непонятен, но что-то светлое. Борода и усы аккуратно подстрижены, и, хвала всем богам, не завиты, как у Николя! Сам он облачён в чёрный с серебром костюм, на груди золотой медальон, украшенный замысловатым узором, а манжеты и воротник сияют белизной. Красиво, даже дух захватывает!
Я шла по ковру, не чувствуя собственных ног — настолько меня захватили эмоции. Все смотрели на меня, а я… я не могла отвести взгляд от своего будущего супруга. И с каждым шагом всё больше деталей открывалось моим глазам: упрямый подбородок, тонкогубый рот, крупный нос с чётко очерченными «крыльями», делавшие его лицо хищным, серые, словно штормовые волны Северного моря, глаза. Статный, суровый, настоящий правитель, прямо как в песнях менестрелей.
Боже, это всё мне? Спасибо-спасибо-спасибо!
Ох, как я боялась, что мне придётся выйти за какого-нибудь старого толстяка, как получилось у Йозефины — моей старшей сестры. Нет, та не жаловалась, напротив, была счастлива столь удачному браку с королём Хельветов, но лично меня весьма насторожили и его внешность, и повадки. Он не производил впечатления хорошего человека. Филипп же казался настоящим красавцем, точнее, он им и был. А ещё в его взгляде не было липкости, лишь интерес. Он не улыбался, но и не казался жестоким, скорее просто взрослым серьёзным мужчиной, у которого много забот. Король — это ведь не просто власть, но и огромная ответственность!
Не сказать, что я великий эксперт по чтению внешности, но насмотрелась всякого, особенно много мне успел рассказать Кнуд перед тем, как отправить в чужую страну.
— Помни, Инни, нельзя просто так всем доверять, смотри на поступки. И на лица, потому что кто привык предавать, никогда не улыбнётся тебе искренне — не сумеет. А кто не умеет держать слово, не сможет вынести твоего прямого взгляда. Он у тебя уж больно пронзительный.
Уф, хорошо, что я вспомнила о взгляде, сейчас Филипп снимет с меня фату, и уж тогда…
Но он взял мою ладонь в свою и повернул к алтарю, возле которого уже стоял жрец, готовый сочетать нас узами брака. Неожиданно. Ведь у нас, в Дамарии, открывают лицо невесты перед началом обряда, а не после. Если здесь вообще принято на неё смотреть.
Что за странные порядки?
Жаль, что рядом нет Кнуда и Вальдемара, они не смогли сопровождать меня — начались какие-то беспорядки в недавно завоёванных провинциях. Лишь послы и их помощники стояли за моей спиной, вот только их присутствие не особо успокаивало.
— О, великие стихии и боги Галатии, услышьте нас! — голос жреца — высокого худого мужчины, облачённого в белый балахон и убелённого же сединами, вознёсся ввысь.
К высокому сводчатому потолку, под которым тут же принялось гулять эхо.
— Пред вами величайший муж, правитель наших земель, Филипп II, сын Августа из рода Капетов и его наречённая Ингеборга Дамарийская!
Рука Филиппа горяча. Мои пальцы словно жгло огнём, захватывавшим с каждой минутой всё больше и больше территории. Мурашки пробежали по правой руке, перекинулись на затылок, а после спустились по спине, делая ноги ватными.
Щёки тоже вспыхнули, особенно когда жрец потребовал произнести брачную клятву.
— Я, Филипп II, сын Августа из рода Капетов, беру в жёны Ингеборгу Дамарийскую…
Его голос был такой низкий, такой густой. Он обволакивал, отзывался вибрациями в груди, его хотелось слушать вечно. А он всё говорил и говорил… о том, что клянётся любить и уважать, хранить меня от невзгод, не предавать и прочая, и прочая.
Неужели это всё на самом деле? Неужели мне наконец-то повезло? Мне достанется самый красивый, самый мужественный, самый… умопомрачительный муж! Что? Жрец что-то у меня настойчиво спрашивает.
— Ингеборга Дамарийская, ты принимаешь его клятву? — судя по тону, эту фразу повторили минимум раз пять.
— Да! — мой голос еле слышно, но это вовсе не потому, что я против, о нет, это от радости дыхание сперло.
— Пусть жених узрит лик своей наречённой и выслушает её супружескую клятву, — жрец проговорил слова медленно и чётко.