Кровать моя, скромная узкая девичья постелька, была разломана совершенно. Резное деревянное изголовье треснуло, будто его несколько раз ударили колуном. Доски были оторваны от короба, крепкие ножки выбиты.
— Они что-то искали? — осторожно предположила Лиззи.
Я лишь пожала плечами.
Что искать в спальне девушки? Деньги? Тайники с сокровищами?
— Ну, зато дров нам нарубили, — весело произнесла я, хотя на душе кошки скребли. — Перенесем потихоньку обломки к себе и сожжем, как дрова. Будет тепло!
Клотильда раскидала и расшвыряла мое рукоделие, ножницы, иглы, цветные шелка и тонкие ленточки, которыми я вышивала цветы на своих скромных платьях. Я долго собирала их, растоптанные и пыльные, по всему полу. Пригодятся.
А вот кабинет отца эта парочка мародеров не тронула.
И я даже поняла, почему.
В колбах, ретортах и стеклянных бутылях навсегда застыл процесс, который старый аптекарь не довел до конца. Там он готовил какой-то яд, наверное, от садовых вредителей. И его запах отпугнул Клотильду.
— Точно, звериное чутье, — изумилась я. — Как крыса. Не посмела даже войти! Побоялась отравиться.
В кабинете царила идеальная чистота и порядок, если, конечно, не считать пыли.
Зато здесь были целы и диванные подушки с кистями, и теплый шерстяной плед все еще лежал в кресле!
И самое ценное — куски мыла в подарочных обертках из блестящей шелковой бумаги были сложены аккуратной пачкой в ящиках стола! Аптекарь не успел их продать и использовать. И это богатство нам с Лиззи досталось!
— И ни одного надкусанного куска, хвала небесам! — прошептала я, перебирая их дрожащими руками, сдувая пыль с ярких оберток. — Испорченное мыло вряд ли кому удалось бы продать.
Тут было и грубое коричневое мыло, полупрозрачное, если его разрезать на мелкие куски. Оно годно для уборки и чистки, да и стирка с ним была легче.
Было тут и туалетное, белое и розовое, с запахами роз, ландышей, сладких медоцветов. Отец сам добывал из цветов ароматные масла и варил с ними это мыло.
Были и отдельно маленькие стеклянные флакончики с плотно притертыми пробками. В них было чистое разлито розовое масло. Любая модница даст за такой флакон серебряную монету!
А на столе, порядком запыленная, но все равно крепкая и целая, лежала книга в кожаном крепком переплете — рецепты снадобий ото всех болезней, что отец составлял сам.
— Это настоящее сокровище! — произнесла я, перелистывая страницы, исписанные аккуратным почерком. — Эх, была бы сейчас весна! И был бы цел сад! Я наварила бы заживляющих мазей и продала их! Нам было б намного легче выжить!
Пока я собирала все добро, что нашла, Лиззи бродила по дому.
— Тут очень красиво, — сообщила она мне, подставляя свою корзинку, чтобы я наполнила ее мылом и мешочками с сухими травами, с теми, что удалось отыскать. — Давай тут жить?
— Я бы с удовольствием, крошка, — ответила я с тяжелым вздохом. — Но такой большой дом нам не протопить ломанными стульями. Потом, если разбогатеем, тогда…
— А что нам нужно, чтоб разбогатеть? — с надеждой в голосе произнесла девочка.
— Немного везения и много-много работы, — ответила я. — Вот продадим завтра мыло, выручим немного денег. Весной на ярмарке купим саженцев, посадим в саду. Вырастим цветы, сделаем из них лекарства…
Девочка вздохнула.
— Это очень долго, — сказала она.
В свою каморку мы вернулись с санками, полными всякой всячины. Тут были и нитки, и иголки, и ножницы. В обломках в своей комнате я отыскала гребешок и маленькое карманное зеркальце. Нашлись и пара рубашек, стареньких и латанных, но все ж чистых.
Мелкие обломки мебели мы перевезли в несколько заходов.
Стулья покидали сразу в камин, чтоб натопить как следует комнату, потому что сами уж сильно продрогли, блуждая по снежному саду.
На свою софу, поверх соломы и коврика, я уложила полосатый тюфяк, старый и драный, но все же мягкий. Сокровища, что нашли в кабинете аптекаря, я аккуратно обтерла, стараясь не повредить нарядную обертку.
— Завтра в поселок пойдем, — сказала я. — А сегодня давай-ка вымоемся.
Лиззи сморщила нос.
— Мыться, — буркнула она. — Это еще зачем?
— Затем, — строго ответила я, — что мы с тобой не нищенки и не замарашки, а приличные девушки. Самостоятельные. И мы не подаяние собираемся просить, пытаясь разжалобить всех своим видом. А заработать на хлеб своим трудом!
— Не хочу, — пробубнила Лиззи, глядя на меня исподлобья.
Ну, понятно.
Клотильда, если и мыла ребенка, наверняка безжалостно поливала Лиззи едким щелоком. Щипало глаза и разъедало кожу. Приятного мало.