— Отец мой сам сварил, — мягко ответила я. — Аптекарь из рощи. Помните такого?
— А-а-а, — протянула лавочница. — То-то я смотрю, лицо у тебя знакомое. Аптекарская дочка, стало быть? И что, верно хорошо твое мыло?
Я, ни слова не говоря больше, стащила с головы платок, встряхнула волосами.
Волосы, с которыми я так долго возилась, были у меня все-таки чудесными. Словно тонкая льняная пряжа. Не зря я их расчесывала и распутывала!
Сплетенные в косу, они лежали на плече, сверкая, как светлое золото с платиной.
И лицо у меня было чистым, светлым. Ни прыщей, ни болячек. На морозе зарумянилось, поэтому нездоровой бледности не видно было.
— Хм, хм, — повторила хозяйка, разглядывая меня, мою распущенную косу. Даже потрогала светлые пряди.
Тут сунулась Лиззи, изо всех сил крутя красной от мороза мордашкой, улыбаясь и тоже демонстрируя светлые коски и свою красоту.
— Ну, пожалуй, давайте, — произнесла, наконец, хозяйка лавки, смягчившись. — Сколько за штуку?
— Четыре медных, — весело ответила я. — Уступлю за три, если по медяку еще и это мыло возьмете.
И подала ей хозяйственное.
— А это что? — настороженно спросила женщина.
— Это для стирки хорошо, — серьезно ответила вместо меня Лиззи. — Если уронить на фартук масло, и сразу же затереть этим мылом, то и пятна не останется!
Этому я ее научила. Из уст малышки это звучало просто готовым рекламным слоганом. Словно ребенок уже попадал в эту ситуацию и с помощью этого мыла все исправил.
— Попробовать можно? — настороженно произнесла хозяйка лавки.
Она тут же смочила краешек своего фартука, намылила его, вспенила. Немного потерла. И эта частичка ткани стала белой-белой!
— Если его накрошить в чан да прокипятить белье, — сказала я, — будет кипенно-белым. А если мыть руки и ноги, больные грибком, то вылечиться можно. Да и верного пса вылечить, если подхватит лишай или чесотку.
— А давай, — ответила лавочница. — Все возьму.
Мы тщательно пересчитали куски, и лавочница аккуратно выплатила за каждый, выложив каждую монету отдельно.
— Если еще будет, приноси на следующей неделе, — смягчившись, сказала она.
— А розовое масло? — осмелев, произнесла я.
Лавочница лишь покачала головой.
— Дорогое оно, — заметила она с сожалением.
— Из него можно духов наделать, — с надеждой ответила я.
— Так это кто умеет, — возразила лавочница. — А вообще, в магазине с лентами и нарядами можно попробовать продать. Может, возьмут.
У меня руки дрожали, когда я собирала медяки и чуть не плакала.
Этого было совсем немного, но призрак голодной смерти отступил еще на шаг. Он уже больше не пугал до головокружения и был всего лишь бледной тенью.
Лиззи блестящими глазами наблюдала, как я пересчитываю деньги и молчала. Она наверняка хотела что-нибудь выпросить себе, как любой ребенок. Но, наученная суровой жизнью тому, что люди злы и жадны, помалкивала.
Но разве можно отказать, когда на тебя смотрят такие глазенки?
— Сударыня, — спросила я, когда лавочница принялась живо раскладывать наше мы на витрине. — А вон те полосатые конфеты у вас сколько стоят?
— Медный за десять штук, — ответила лавочница, явно довольная сделкой.
— Давайте! — сказала я, возвращая ей медяшку. У Лиззи глаза так и просияли, она, уже не сдерживаясь, жадно протянула руку к лакомству, и тотчас затолкала в рот купленную конфету.
— С наступающими праздниками вас! — произнесла я весело, и мы с Лиззи вышли и двинули к лавке, где торговали лентами, бусами и пудрой.
Там хозяйка была не так сговорчива, и отказалась брать у непонятных нищенок пузырек с ароматическим маслом.
— Кто там знает, чего вы намешали туда! — сердито ворчала она. — Вот так возьмешь розовое масло, а внутри вода!
А вот девица, что зашла за новыми кружевами, заинтересовалась.
— Отдам за один серебряный вместо двух, — уверенно произнесла я, вынимая из-за пазухи пузырек.
Я откупорила крышечку, аккуратно мазнула ею по подставленному запястью девушки. Аромат роз разлился по всей лавке, острый и свежий.
— Аккуратнее с ним, — произнесла я, видя изумление и радость на лице девушки. — Понемногу совсем его использовать. Можно добавлять в крема, в помаду…
— Что такое помада? — спросила девица, и тут настала моя очередь удивляться.
— Помадой не пользуетесь? — спросила я. Девушка лишь потрясла головой отрицательно. — Ну, губы подкрашивать, щеки румянить… Нет?! Это было б неплохо исправить… Обязательно подумаю над этим…
Серебряный перекочевал ко мне в карман, а Лиззи показала язык несговорчивой хозяйке лавки.