Теперь можно было б купить немного еды, кой-чего нужного по хозяйству.
Вышли мы из лавки гордые, как две богачки. Еще бы! Целый серебряный! За год жизни с Жаном у меня сроду таких денег не было в руках. Все мое приданое Клотильда попрятала по сундукам. Она же распоряжалась и финансами. А я не то, что в лавку — дальше двора никуда не ходила. Ведь дома всегда была работа…
Сто лет не была в лавках!
Хотелось сейчас же потратить все деньги на какую-нибудь милую ерунду. На те же духи, на красивую юбку, на гребенки. Отчаянно хотелось быть красивой. Ну, украсить себя хоть немного! Нищенский наряд тяготил, давил на плечи.
Но я себя сдерживала.
«Ничего, ничего, — подбадривала я себя. — Настанет время, и я буду тоже покупать и ленты, и красивые рубашечки…»
Посасывая полосатые праздничные конфеты, мы с Лиззи зашли и к молочнику, и к мяснику. Купили масла, немного молока.
У мясника — самого чистого, белого жира и крохотный кусочек колбасы.
В другой лавке купили мешочек крупы и краюху хлеба. С этим уже и домой веселее возвращаться!
Еще, напоследок, зашли к пасечнику. И у него за честные наши медяшки я купила чистого желтого воска и немного меда. Остался всего пяток монет. Ну, не беда! Зато серебряный остался при мне!
— Это зачем? — удивилась Лиззи. — Мед понятно. Это вкусно. А воск?
— А вот увидишь! — таинственно ответила я. — Помаду варить станем.
— Что за помада такая?
— Что-то вроде нашего мыла. Только то мыла лицо становится белым, а от помады, наоборот, розовым. Розовые щеки, розовые губы.
— Красиво! — как зачарованная, протянула Лиззи. И я поняла, что от нее помаду придется прятать. Та еще кокетка растет!
Санки везли вдвоем, потому что одной мне было тяжело. Я тянула за веревочку, Лиззи подталкивала сзади и следила, чтоб ничего не выпало и не потерялось.
На выходе из поселка, на повороте, мы затормозили. Перед нами со двора зажиточного крестьянина выворачивала телега, груженая навозом.
— Эй, милейший! — крикнула я вознице. — Ты куда это добро везешь?
— Знамо куда, — ответил он мне сонно, клюя носом. — На поле. Где ж оно еще пригодится.
— А не отдашь это мне за пять медных?
Возница даже проснулся. И чуть шею себе не свернул, обернувшись ко мне.
— Тебе зачем? — удивленно спросил он, смерив меня взглядом.
— Травница я, — пояснила я ему. — Грядки делать буду. Выращу лечебные травы, тебя вот лечить стану.
Он усмехнулся.
— Пять медных, — произнес он, — маловато будет.
Я с нарочито безразличным видом пожала плечами.
— Ну, что ж. Мало, так мало. Найди того, кто предложит больше, — сказала я и снова взялась за свои санки.
— Ладно, ладно! — тотчас согласился возница, увидев, что я собираюсь уходить. — Давай свои медяшки да говори, куда везти.
Словом, из поселка мы доехали до дома в четверть часа.
Около нашего флигеля возница выгрузил наши санки, ссадил меня и Лиззи. А сам поехал поближе к теплице, сгрузить поклажу.
Мы же поднялись по ступеням… и я сразу поняла, что в доме кто-то есть.
Потому что на заснеженной лестнице были чьи-то следы. Слишком большие для наших с Лиззи. И перья — бог мой, да этот негодяй нашу курицу убил! Весь крохотный дворик перед флигелем был усеян черными перьями! Бедняга Чернушка, наверное, была старой, не сумела удрать!
На пеньке кровь; там он ей голову срубил…
— Ах ты, зараза, — прошептала я, чувствуя, как ярость закипает в висках, сводя с ума.
Красть у голодных?!
Это у кого рука поднялась?!
— Сестрица, — испуганно пискнула Лиззи, прячась за мою юбку. — Может, дождемся возницу? Пусть он посмотрит, кто там у нас шарится! Самим-то боязно!
— Боязно?! — рассердилась я. — А вот он сейчас слопает наши яйца, наше масло! И мыло оставшееся утащит! Вот что боязно! Как жить будем? Ну, я его…
Подхватив из кучи обломков мебели ножку от стула, я решительно ступила на лестницу и распахнула дверь.
Ну, можно было догадаться, кто тут орудует!
Клотильда, шарящая по нашему тощему тюфяку, так и замерла, согнувшись в вороватой позе. На столе красноречиво была расстелена тряпица, на которой уже лежало то, что она у нас пособирала и хотела увязать в узелок. Мыло в красочных обертках, огарок свечи, мои шелковые нити и серебристые ножнички…
— Тебе чего тут надо? — окрепшим голосом сурово рявкнула я. — Ты чего тут хозяйничаешь? Кто позволил у меня в доме мое добро трогать? А ну, пошла вон отсюда, пока я тебя не прибила!
И я угрожающе замахнулась палкой.
Клотильда, отойдя от первого испуга, осклабилась и неторопливо выпрямила спину. На ее красной роже радостью засияли масляные, гадкие глазки, улыбка голодной крокодилицы скользнула по тонким, злым губам.