Малышка еще спала, и я пока решила осмотреться.
Все кругом казалось мне знакомым и незнакомым. В воспоминаниях молоденькой жены Жана этот домик был уютным, теплым и маленьким, а я видела только пыльный и заброшенный сарай.
Не место тут больной женщине. Да и ребенку тоже.
— Ну, ничего, — пыхтела я, натягивая тяжелую шубу на плечи. — Мы приведем тут все в порядок!
Дрова в камине давно прогорели, дом снова стал холодным. Поэтому первым делом я постаралась развести огонь, чтоб согреться. Хорошо, что вчера несколько поленьев положили перед огнем сушиться! Нарвав тонкой коры, я сложила ее шалашиком под поленьями и подожгла. Веселый огонь занялся, а мне показалось — это новые жизненные силы вливаются в мои жилы.
Рядом с домом протекал незамерзающий быстрый ручей. Я это точно помнила. Оттуда старый аптекарь брал воду, когда варил свои снадобья. Еще и гордился ею, говорил, что она с серебром. Мол, от нее все раны быстрее заживают.
Прочистить узкую тропку к этому ручейку было делом нехитрым. Тем более, что деревянная старая лопата отыскалась у самых дверей. Она стояла, прислоненная к стене.
Но я была еще слишком слаба и провозилась с этим целый час. А тропинка получилась совершенно узенькой.
Зато можно натаскать много воды! Вымыть пыльную комнату, пол, серые мутные окна. Да и чай заваривать не из подтаявшего на солнце снега, а из чистой и вкусной воды!
За нехитрой работой я успокоилась, кое-как привела в порядок хаотично мечущиеся мысли.
Итак, с чего начать? Как нам вдвоем выжить?
— Нужно снова продавать лекарственные травы и настои, — твердо ответила я сама себе, разгребая лопатой снег на каменной дорожке. — Только это я и умею. Только в этом я и понимаю. Нужно осмотреть сад, грядки. Что-то обязательно сохранилось! Клотильда могла вырыть розы и лилии, но лекарственные травы она не знает, и вряд ли их забрала. Что-то должно было остаться. Но сейчас зима; до появления первых трав еще месяца три. Как нам их прожить?
Я задумалась.
— Конечно, надо дом обыскать, — решила я. — Может, найдется, что продать.
Набрав ведро воды, я по свежеоткопанной тропинке вернулась во флигель.
В комнате было тепло, поленья догорали. А из-под ковра на софе слышались горькие всхлипывания.
Малышка плакала.
— Эй, — тихонько позвала я, осторожно ставя ведро на пол. — Милая! Ты чего?
Уголок ковра зашевелился, отогнулся. Из-под него появилась чумазая мокрая мордашка.
— Я думала, — всхлипнула девочка, — ты меня бросила. Обманула и оставила одну.
У меня сердце дрогнуло, руки бессильно опустились. Слезы так и брызнули из глаз.
Сколько же горя она должна была перенести в свои годы, совсем кроха, чтоб так скоро поверить в зло?!
— Нет, нет, что ты! — прошептала я, порывисто бросившись к ней и обняв маленькое дрожащее тельце. — Как ты такое могла удумать?! Конечно, нет! Я не оставлю тебя одну! Но нам же нужно что-то поесть, не так ли? Я и сходила за водой. Будем пить чай, как вчера. Ну, не бойся, Лиззи!
Но она вцепилась в меня, и молча дрожала, спрятав лицо на моей груди.
Верно, она пережила самые страшные минуты в своей жизни.
— Давай я с тобой ходить буду, — прошептала она горячо. — И за водой, и всюду. Я помогать стану. Только одну меня не оставляй.
— Хорошо, — так же шепотом ответила я. — Вместе ходить станем. Только не плачь и не думай обо мне плохого. Я тебя не подведу. Я тебя не предам.
— А можно, — осторожно спросила она меня, — я стану называть тебя сестрицей?
— Ну, конечно, можно, — ответила я, баюкая ее на руках. — Я буду сестрица Бьянка, а ты мне сестрица Лиззи. Давай поедим, сестрица?
— Может, просто чаю попьем? — горько вздохнула Лиззи, все еще переживая последний страх и все еще всхлипывая. — А еду оставим на вечер. А то не уснуть, когда в животе голодно…
Эти слова больно резанули мое сердце, даже слезы из глаз брызнули. И я обняла ее крепче, баюкая и ее, и себя, свои разбушевавшиеся чувства.
— Хорошо, — согласилась я. — Давай.
В кухонном пыльном шкафчике я нашла еще немного сушеных трав и, как ни странно, огромный кусок коричневого пахучего мыла. Его сварил старый аптекарь, сам.
Помню, он хвалился, что им можно вылечить даже лишай. А уж отмыть все, что угодно! Даже черный ночной небосвод добела.
Настоящее сокровище! Особенно если учесть, что мы с Лиззи были как два трубочиста.
Мыло это было почему-то надкушено с одного уголка. Огромной зубастой пастью.
— Клотильда наверняка пробовала на вкус, — поделилась соображениями Лиззи. — Она вечно все незнакомое в рот тащит.
— Опасная привычка, — покачала я головой. — Так можно укусить совсем что-то неподходящее.