Она снова шагнула ко мне, заглянула в глаза.
— Я неделю в реке полоскала тряпки, — чуть слышно, с ненавистью, выдохнула она. — Каждый день на шаг приближалась. По двору твоему ходила, чтоб ко мне привыкли стражники. С каждым днем все ближе. Печь твою топила. Смотрела издалека, чтоб злее быть. Чтоб рука не дрогнула в последний момент… Да ты не бойся. Больно тебе не будет, — тут она даже зубами заскрипела от ярости. — Я очень хотела бы, чтоб было, но ты ж пищать станешь. А это мне ни к чему. Так что этого удовольствия мне не испытать. Я быстро действует, но милосердно. Ты просто уснешь и все. Хватятся тебя через время, а ты спишь. Пока поймут, что сон нехороший, ничего сделать уж будет нельзя.
—Тебя изловят сейчас…
— Вывернусь, — страшным, одержимым голосом выдохнула она, приблизив ко мне свое лицо. Она внимательно смотрела на меня, кажется, в самую душу заглядывала и видела, как душа тело покидает. — В твоей одежде пройду. Мышью проскользну, лисой пробегу. Вывернусь! И ничего мне не будет. Я ж не ты, — она, удовлетворенная увиденным, разогнулась, усмехнулась. — Мягкотелая, слабая… Я действую быстро, не сомневаюсь, и ничего не боюсь. Настигнут — отобьюсь.
Она с улыбкой подняла мою шубку, накинула на плечи.
Вблизи нас, конечно, не спутаешь. Но издалека — обе светловолосые, обе одинакового роста и сложения. Никто не посмеет заступить дорогу…
Она не была безумной или сумасшедшей. Решительной, лютой, бесстрашной — да.
Тут, умирая и глядя на нее, я поняла, за что любил ее Влад.
Было в ней пугающее величие. Сила и пламень. Но они обжигали смертельным холодом. Она не ходила по лезвию; она сама была остро отточенным лезвием.
Ее смелость и решительность завораживали. Не столько красота, сколько сила ее духа. Только красота ее смелости была обманчивая. Потому что было в ней что-то извращенное.
Клинок. Рубя, не испытывает злобной радости.
Она испытывала.
Она и сейчас торжествовала, глядя на свою победу надо мной.
Но в ее стальном, непоколебимом великолепии, как ни странно, отыскалось уязвимое слабое пятно.
Вернувшаяся из пристроя Лиззи все сразу поняла. С грохотом уронила она коробку с травами и с воем накинулась на женщину.
Что может сделать ребенок сильной, высокой женщине?
Ровным счетом ничего.
Но ласки и хорьки давят зверей намного больше себя…
Накинувшись на Альбу, Лиззи, воя и рыча, вцепилась в ее ноги, и, кажется, укусила.
Да, она же говорила, что и Клотильду кусала за ноги, когда хотела отомстить…
И Альба, отмахивающаяся от нее, никак не могла попасть по ее юркому телу…
На ее безупречном лице отразилось такое выражение ужаса, что мне смешно стало. Словно на нее не девчонка накинулась, а самое страшное чудовище. Крыса чумная. Бешеный зверь.
Она заверещала, чего делать, конечно, не надо было. Крик ее, полный ужаса, конечно, привлек внимание людей снаружи.
Я услышала взволнованные голоса за дверью. Шаги застучали.
Но, кажется, меня это уже не спасет…
Альба еще раз вскрикнула, отчаянно, заверещала, как ненормальная, когда Лиззи вцепилась ей в колени. Она со всей силы отпихнула девочку, и Лиззи прокатилась кубарем до стола.
Но тотчас же подскочила на ноги и снова кинулась на Господарыню, угрожающе рыча, кидаясь на нее со скрюченными пальцами. В наивной детской попытке напугать ее еще больше. Так дети бука-букой пугают друг друга.
Но Альба испугалась еще больше.
Она смотрела на Лиззи с таким ужасом, будто та была демоном во плоти.
Нет, хуже. Будто Лиззи была ее отражением.
Спасаясь от преследователей, Альба метнулась в пристрой. Там распахнула окно — створку, что выше нее ростом, — и выпрыгнула наружу. В ту сторону от дома, где не слышали еще поднятой тревоги.
Отряхнула одежду, закрыла окно и пошла.
Спокойно и уверенно. Навстречу ей неслись люди, встревоженные криками, а она шла все дальше, уверенная в своей безнаказанности…
Глава 17. Решительные действия
— Да что же ты!.. Почему упрямая такая, почему не слушала меня! Чего было бродить по лесу, незнакомых баб привечать?!
Красавчик рухнул на колени передо мной. Он боялся даже притронуться, а я просто лежала на столе, положив руку под голову и засыпала.
Глаза мои застилали слезы. Как глупо… как глупо я попалась! Сама виновата, конечно. Ведь предупреждали. Ведь ждала беды от женщины.
— Поймали ее? — тихо спрашиваю я, а красавчик едва не воет от отчаяния.
— Альбу? Разве ее поймаешь, — шепчет он. — Хуже чумы она… Не думай сейчас о ней. Не твоя забота. О себе думай! Как помочь тебе?