— Не плачь только, — говорю я. Перед глазами уже расплывается сон, и мне хорошо. Странный яд какой… Действительно, милосердный. — Не пугай Лиззи. Что ж теперь сделаешь…
Лиззи тоже в отчаянии рыдала.
Смотреть на ее мокрую мордашку было той еще пыткой. Даже на миг проснулась, попыталась голову приподнять. Но сил мне хватило лишь на это. Затем сон снова навалился на меня, и я опять стала засыпать.
— Да как же так!.. — воскликнул красавчик. — А противоядие?! Ты ж Господаря вылечила! Должно быть, и тебе оно поможет!
— Я ему все отдала, — тихо ответила я. Сон смыкал мне веки, и то, что красавец-слуга не давал мне спать, тормошил, тряс за плечо, было для меня пыткой. — Больше нету…
— Есть! — вдруг закричала Лиззи громко и отчаянно. — Сестрица, так ведь есть! Совсем крохотный плод, у Клода! Ты забыла, что ли?! Или он не годится?!
— Годится, — ответила я. — Только лекарства из него мало получится… Да и не смогу я приготовить…
— Я смогу! — заголосила Лиззи, аж подпрыгивая от нетерпения и страха. — Я же видела, как ты делаешь!
— А если не выйдет, — тихо ответила я. — Зря только переведем…
— Не слушай ее, — жестко вступился красавчик. — Беги, девчонка, рви этот плод!
— А если не сварит…
— Да хуже уже не будет! — горько выкрикнул красавчик. — Что цветок, если ты умрешь?! К чему его беречь, если спасти жизнь нельзя? Беги шустрее, девчонка!
Лиззи, пискнув, даже не одевшись, так и подпрыгнула на месте и рванула со всех ног к дверям.
— Долго зелье готовится? — спросил красавчик, снова вырывая меня из приятной дремы.
— Четверть часа примерно, — ответила я через силу. — Может, больше… все ж ребенок…
— Тогда успеем, — твердо ответил он. — Только не спи! Не спи, травница! Я разговаривать с тобой буду, не дам уснуть и умереть. Верно, она тебя лютоцветом отравила. Любили ее родственнички гостей привечать этой дрянью. Напоят допьяна, да еще этой травы подмешают в вино. Гости пьяны, веселы. Спать ложатся и не просыпаются. Слышишь меня?
— М-м-м, — недовольно промычала я. Его слова терзали меня. Я чувствовала себя уставшей, измученной. И с каждой секундой все сильнее и сильнее. Лучше б я умерла, чем терпеть эту пытку!
— Однажды только одна гостья их нежеланная выжила, — продолжал красавчик. — На сносях была. Говорят, не только мать защищает дитя, но и дитя… защищает мать.
Тут он посмотрел на меня как-то странно.
— А не беременна ли ты, голубушка? — быстро спросил он. — Господарыня ведь не дура. Знает наверняка, какая доза насмерть успокоит. А ты вон еще не уснула.
— Беременна! — я даже рассмеялась сквозь сон, хотя слезы снова застлали мне взгляд.
Вот так, умирая, узнать, что в положении?.. Как безжалостно и иронично.
Ребенок от Влада… наверное, он был бы рад. Не знаю. Яд действовал так, что я не смогла не обрадоваться этому предположению, не опечалиться тому, что, вероятно, этому счастью теперь никогда не сбыться.
— И что стало с этой женщиной?
— Ничего, — ответил красавчик глухо. — Выжила. Выздоровела. Господаря родила. Глаза-то его видела? Вот метка лютоцвета.
Двери стукнули, вбежала запыхавшаяся Лиззи. В кулачке ее был зажат яркий цветок с крошечным, еще незрелым плодом.
— Совсем маленький, — трагично прошептала она, показывая мятые лепестки и круглое зеленое твердое семечко двуцветника. — Но я выжму из него все лекарственные капельки, сестрица! Только ты не умирай! И мне подсказывай!
Она шустро повязала рабочий фартучек, сполоснула руки, как я учила.
Взобралась с ногами на стул, очистила двуцветник от лепестков. Положила его в чашку, тщательно взвесила. Записала в тетрадь сколько мер он весил и принялась толочь в кашу.
— Что потом, — деловито проговорила она, возя ступкой, — не помню я. Запамятовала.
— Спирта добавь, — бормотала я, закрывая глаза. — Затем воды...
— Сколько? — с неумолимостью палача произнесла она. Хотя наверняка знала, хитрюга…
— На одну долю четыре…
— А на половину доли?
Она задавала и задавала мне вопросы. Я чувствовала их, как раскаленные гвозди, втыкающиеся в мой мозг. Звяканье лабораторной посуды вызывало у меня мучительный стон. Я пыталась отвернуться от работающей Лиззи, но тогда красавчик безжалостно принимался рассказывать мне какую-то ерунду.
Я снова выныривала из сладкого сна, нехотя, через силу, отвечала на его вопросы.
Лиззи собирала установку, чтоб выпаривать лекарство, а красавчик безжалостно теребил меня, спрашивал, правильно ли она делает. Помню даже, по щекам хлопал, приводя в чувство.
Я в его руках была словно воск. Словно кукла тряпичная, мягкая и вялая. После каждого слова в обморок проваливалась. И каждый раз приводить меня в чувство было все сложнее.