Я прикрыла ее ковром, подкинула еще поленце-другое в камин и направилась в курятник.
Он был очень грязным, очень.
Гнезда, пара деревянных ящиков, были просто скользкими от помета.
Я вычистила из них остатки грязной соломы, решительно промыла их пучком свежей, чистой, и снаружи, и внутри.
Из той копны, что со мной привезли, надергала помягче, настелила курам в гнезда, и много — на пол, надежно прикрыв зловонную жижу. Теперь здесь будет сухо и не будет вонять.
Проветрила клетушку, насыпала курам чистого зерна, а ящик закрыла, чтобы они его не пачкали.
В награду за свои труды по окончании всех работ в пышной свежей подстилке на полу нашла еще одно яйцо, свежее, горячее.
— Ну, теперь не пропадем! — прошептала я, зажав его в кулаке и улыбаясь до ушей.
Силы возвращались ко мне быстро. Даже странно, какое чудо способен сотворить крошечный кусок хлеба и спокойный отдых! Но я уже чувствовала, как силы возвращаются в мои руки.
Поэтому я решительно взяла снеговую лопату и решили идти к дому.
Я хотела поискать там что-нибудь, все равно что. В нашем положении любая мелочь, любая вещь— это ценность. Обрывок ткани, старая одежда. Соль. Мыло вот, например. Клотильда не взяла мыло, а ведь оно стоит очень дорого.
— Чем же Клотильда стирает, если мыла не знает, — удивилась я, натягивая тяжелую одежду.
— Щелоком же, — рассудительно ответила Лиззи, в свою очередь завязывая свои шерстяные платки. — Да и то не сама, а служанки ее. Видно, ты и вправду сильно болела, если этого не помнишь. Ты же тоже стирала для Клотильды.
Я помнила.
И стирала, и таскала тяжелые корзины с сырым бельем во двор, вывесить сушиться…
Но все эти воспоминания были так тяжелы, так болезненны, что я отодвигала их поглубже в память, чтобы отчаяние и безысходность, наполнявшие их, не ранили меня.
Я глянула на свои руки. Они были очень тонкие, худые, бледные, с коротко остриженными ногтями, в цыпках. Да, поработать им пришлось много.
Мне вдруг стало ужасно жаль своего нового тела. Какое оно неухоженное, больное, нескладное… Совсем юная девушка, а выгляжу как старуха! А мне вдруг захотелось выглядеть… привлекательно, что ли. Я и в прежней своей жизни была этого лишена. Болезнь ведь никого не красит.
А сейчас я здорова! Слаба, голодна, но смертельные болезни не подтачивают меня! Значит, и красоту можно вернуть.
— Эх, мне б найти каких-нибудь трав, — пробормотала я. — Вылечиться как следует… руки вот хотя б отмочить, чтоб были мягкими и красивыми…
— А ты раньше травами занималась? — удивилась Лиззи, пряча за пазуху свою старую игрушку.
— Травами и цветами, — ответила я. — Делала целебные отвары, варила мази… Эй, а куда это ты собралась?
— С тобой пойду, — ответила Лиззи. — Помогать буду. Я ведь все-все могу делать! Правда!
— Ну, хорошо. Корзинку с мелочью ты нести можешь, пожалуй. А кота своего зачем с собой берешь? Может, оставишь его тут?
Но Лиззи лишь помотала головой, глубже заталкивая игрушку под свою одежду.
— Ему нельзя мерзнуть, — сообщила она мне серьезно. — Он должен быть всегда в тепле!
— Здесь довольно тепло, — заметила я.
— А если мы долго будем ходить? Если дом остынет? Нет, он может замерзнуть. А у меня за пазухой — никогда!
В доме было тихо, морозно, пусто.
Двери были приоткрыты, в холле намело целый сугроб снега, и мы еле пробились внутрь.
— Ого, какой огромный дом! — восторгу Лиззи не было предела. — Он тоже твой?!
— Тоже мой, — тихо подтвердила я, переводя дух после борьбы со снегом и оглядывая родные стены. — А ну-ка, идем наверх!
Дом, конечно, был вовсе не большим. Двухэтажным скромным домиком он был. Но там были и холл, и гостиная, и кухня, и кабинет для работы, и спальни.
Но Клотильда и Жан вынесли отсюда абсолютно все ценное, поэтому дом был пуст и пространство вокруг казалось огромным.
Они вывезли даже мебель. А что не вывезли, то разломали. Спасибо, что стекла в окнах остались целыми.
Крепкие хорошие стулья лежали разбитыми, столешница обеденного стола топорщилась белыми сухими щепками. Жан и его мать словно хотели уничтожить весь мой мир, в котором я жила в покое и счастье. Чтобы мне некуда было вернуться. Чтоб больше не было мне радости в этом мире.
Откуда такая звериная, лютая жестокость ко мне?
За что?!
Особенно Клотильда постаралась в моей комнате. Ее руку я узнала бы всюду! Это она сделала, в приступе ярости, какие иногда на нее накатывают. Тогда она дает выход своей силе и злобе. Радостно ломает и кромсает все, что попадется ей в руки.