Она склонилась к самой серебряной маске и прошептала:
— Я сломала вас всех об колено, вы, сильные и гордые мужчины!.. И все — богатство, титулы, слава, — достанется мне. А ты, такой гордый, такой благородный и сильный, ничего не сделаешь мне. Ты ел яд с моих рук, как кроткий агнец. Ты уйдешь в мир теней, как самый ничтожный из смертных. Как глупец. Как послушный и трусливый раб, что пьет яд из страха наказания. Я наказала тебя!
Господарь и теперь молчал.
Только сердце его забилось сильнее.
Но тот, у кого сердца нет вовсе, разве услышит чужое?..
— И знаешь, за что? — продолжала Альба, вся трясясь от злобы. Она дышала часто-часто, сквозь сжатые зубы. На нее накатывал то ли злобный припадок, то ли безумие.
— Знаю. За милосердие, которое ты считала слабостью.
Такого страшного крика я не слышала никогда.
Господарь отшвырнул одеяло, и оно взвилось черным душным крылом над головой испуганной Альбы. Она упала на пол, вжалась в доски, спрятала лицо и скулила, словно над ней бомба взорвалась.
А он, полностью одетый, даже в сапогах, поднялся с постели, и ногой отпихнул воющую жену.
Ремни стягивали его грудь. Черные доспехи были словно чешуя дракона. Грозно и страшно.
— Ну, что ж ты не обнимешь любимого мужа? — прогудел он, тяжко шагнув по скрипнувшему полу. — Ты же ждала меня с победой с войны, так?
Альба перестала притворяться. Ни следа от кротости и смирения на ее лице не осталось. Только злоба и демоническая одержимость.
— Но как?! — проорала она, отползая от Господаря задом наперед. Глаза ее были совершенно безумны. — Ты! Ты! Ты! Ты должен был умереть еще неделю назад!
— Я ничего тебе не должен, — рыкнул Господарь.
Он нетерпеливо ухватил свою маску. У него не хватило выдержки снять ее как положено, он ее дернул, и ремни, удерживающие маску, на его затылке лопнули.
Зато, когда он ее отбросил, Альба заверещала, словно увидела призрака.
— Ну, что ж ты так испугалась? Ты же так восторгалась моей красотой! Это ведь я. Не узнаешь разве? Или думала, я как-то иначе буду выглядеть?
Господарь был прекрасен и ужасен одновременно. Словно дракон, раскрывший крылья…
Ноздри его тонкого носа яростно трепетали, брови сошлись на переносице, серые глаза яростно сверкали, а губы сжались в узкую белую полоску.
Но на этом лице не было и тени уродства, которое должно было быть, вызванное ядом. Ни болезненного пятнышка. Словно страшный яд был бессилен против Господаря.
— Ты… ты не читал моих писем?! — прохрипела Альба, словно Господарь душил ее. — Сволочь… ты давал их читать другим?! Тебе читали их слуги? Мерзкий червяк! А клялся, что мои кроткие слова увидишь только ты!
Господарь тряхнул волосами, чернее воронова крыла, и сдернул с руки перчатку.
— Твои кроткие слова? — небрежно повторил он. — Эти?
И полез за пазуху за письмом.
Он носил их рядом с сердцем, ядовитые и смертоносные. Как в те дни, когда любил эту женщину.
Право, не знаю, как он выжил.
Он достал письмо Альбы и встряхнул его, чтоб она увидела слова и буквы, выведенные собственной рукой.
— А-а-а! — прокричала Альба в ужасе, глядя, как Господарь комкает голой рукой ее отравленное письмо.
…И как оно корежится и чернеет в его пальцах… словно сгорает, превращаясь в черный пепел…
А он стоит сильный и огромный, неуязвимый, и смотрит в глаза той, что так хотела его смерти.
Последние крупинки отравленного письма, сгорев, ссыпались с ладони Господаря. Я-то знала: то двуцветник оберег его. Господарь пил противоядие. Господарь дышал им. В его крови текло противоядие.
Но Альба либо не знала об этом цветке, либо не верила в его силу. Она верила только в непобедимую силу яда.
И потому то, что письмо в руке Господаря сгорело, показалось ей чудом.
С воем она подползла на коленях к Господарю ухватила его руку, испачканную пеплом, и покрыла ее поцелуями.
— Ну, прости ты меня! — выла она. Корона с нее свалилась, она была простоволосая, как любая другая женщина. Простоволосая и покаявшаяся. С распахнутой душой. — Прости, змею подколодную! Прости! Знал же, на ком женился! Всегда прощал, и теперь прости! Ради своей любви! Ведь любишь, знаю!
Господарь лишь брезгливо встряхнул рукой, но Альба отлетела, словно ею из пушки выстрелили. На спину упала, уставившись на Господаря.
— Надеялся, — горько ответил Господарь, — что ты ответишь на мою любовь своею. А ты в ответ меня травила. Ведьма. Не прощу. На этот раз — нет.
Господарыня злобно оскалилась. Вмиг обратилась в демоницу. Видно стало, что ничуть она не страдает и не боится. Поистине отчаянная, смелая и свирепая…