Он укрощал мое трепещущее тело.
Наполнял его безумным, огненным наслаждением, которое невозможно было перенести, и сражался со мной, заставляя терпеть это безумие.
Я горела в огне его любви, раз за разом взлетая в небеса в блаженстве и падая в пламя его ласк.
Он терзал меня, а я царапала ногтями его кожу, страдая и умирая о наслаждения.
Обнимала его ногами, вжималась в его горячее сильное тело, желая стать с ним одним целым.
Жила с ним одним дыханием в долгом поцелуе, и любовь прорастала в нас всей красотой и всей силой жизни.
Я кричала и стонала, а Влад стирал поцелуями мои крики, пил мои стоны, как живую воду. Его пальцы стискивали ми бедра до боли, и я ощущала себя принадлежащей ему полностью. Он наполнял меня свое силой, своей мощью, своей неукротимостью. И мне было страшно, а вынесу ли я такую пламенную страсть?
Но я выносила.
Каждая частичка моего тела была исцелована, обласкана, изглажена его руками. Не было бы такого места на моем теле, которое он не поцеловал, на каком не осталось бы отметины от его губ.
В этот миг нельзя было быть женщиной больше, чем ею была. И нельзя было быть больше мужчиной, чем им был Влад. Это была прекрасная и безумная власть его надо мной.
И каждый миг близости с ним заставлял меня отдаваться ему с большим пылом, до безумия, до полного пресыщения.
— Бьянка, как тепло с тобой.
Я с трудом переводила дух после такой страстной любви. А Влад обнимал меня, ревностно, как дракон, стерегущий кучу золота. И разве что не рокотал от удовольствия, потираясь лицом о мои растрепанные волосы.
— Жарко, — ответила я, высвобождая ногу из-под его горячего тела. — Пить хочется…
— Сейчас принесут, — заверил он меня еле слышно.
А сам скользнул, как змей, ниже.
Обнял меня за талию и несколько раз поцеловал мой вздрагивающий живот.
— Вот теперь, — произнес он торжественно, — все так, как должно быть. Правильно.
Ясным майским днем состоялась свадьба господарева в нашем поселке. Потом мы должны были уехать в столицу. Но отгулять решили тут — в нашем тихом местечке, где Влад нашел меня. Где я повстречала Влада.
Самые красивые девушки готовили меня к свадьбе, расчесывали волосы.
До этого дня они расшили бисером, перламутром и жемчугом мне платье, красивое, украшенное кружевом, словно зимним узором.
Оно было длинным, до самой земли, и невероятно красивым. Словно один день той самой зимы, когда мы с Владом встретились
Маленькие легкие туфли для меня тоже украсили драгоценными камнями, фату расшили кружевом. Самые нежные и самые белые цветы — жемчужницы, — собрали мне в букет и перевязали шелковыми лентами.
Надевая эти наряды, украшая шею жемчужным ожерельем, я лишь усмехалась, вспоминая, что Клотильда обещала, что к маю приедет мой муж.
Как в воду глядела.
Только вот муж приехал другой. Богатый, смелый, сильный, заботливый.
А ее непутевый сын, Жан, обратился в прах давно.
Поселок украсили еще ярче, чем на Новый год. Музыка гремела из каждого двора. Селяне танцевали под звуки скрипок, дудок, барабанов.
Слуги господаревы выкатили несколько бочек с красным вином, и любой желающий мог выпить за здоровье Господаря и новой Господарыни.
Повсюду на улицах жарилось мясо, запекались на углях целые поросята, раздавались подарки селянам. На гуляниях в честь господарской свадьбы были развернуты шатры, палатки, где угощали всех желающих, и около которых устраивали танцы.
Наряженные девушки топтали сочную свежую траву, кружась в хороводах. Незамужние плели венки чтоб привлечь удачу и счастливый брак.
И все без исключения славили Господаря!
Экипаж для нас готовили с особым тщанием.
Господареву повозку украсили цветами и лентами, и запрягли в нее самых красивых и самых сильных коней. Их начищенные шкуры блестели на солнце, сбруя была украшена светлыми звонким бубенцами. На сидениях лежали меха, черные волчьи и медвежьи шкуры.
Лиззи, конечно, умудрилась поучаствовать всюду.
Она и белые ленточки догадалась пристроить в гривы лошадям, и поскакать на сидениях, проверяя насколько они мягки.
Себе на праздник она выпросила у Господаря красное платье, расшитое гранатами. А на шею надела яркое алое ожерелье из коралла, в три ряда.
Дай ей волю, она б пристроила весь сундучок драгоценностей. И венец бы надела, и серьги тяжелые, до самых плеч. И перстней на каждый палец. Но все же я ей этого не позволила сделать. Мала еще так наряжаться.
Глядя, как она прихорашивается перед зеркалом, подкрашивает щеки и губы помадой из наших старых запасов, я только посмеивалась.