Он внимательно осмотрелся по веранде кафе.
- Ну а что она устроила возле кассы? – бросил он. – "У вас имеется карточка постоянного клиента?" – спросила кассирша. "Ты бумажник взял?" – тут же вошла ей в тон Вероника. "Что, снова забыл?", - не дала она мне ответить. "Джизас, я даже не знаю, как тебя сделали партнером в канцелярии! Да, пожалуйста, - сообщила она, вытаскивая портмоне, извлекая оттуда банковскую карточку и приличную стопку банкнот. – И чтобы это в последний раз!", топнула она. А когда мы вышли из магазина, она поцеловала меня в щеку и убежала. А я и не пытался ее догонять.
Какое-то время Виктор ложечкой разводил пенку по поверхности кофе.
- И она не желала никакой… компенсации? – спросил Виктор.
- Желала, - кисло ответил Юлиан. – Уже на следующий раз.
Он откашлялся.
- То было в пятницу, в средине января; в университете как раз закончилась сессия, в лицеях начались зимние каникулы… и те, которые имеют право пользоваться собственной молодостью; те, для которых важно счастье, отправились забавляться. В клубы. Сам я в клубах чувствую себя дурак-дураком, - сообщил он ни с того, ни с сего. – Только мне кажется, что сегодня интеллектуал просто обязан ходить в клубы… Заниматься, - облизал он губы, - случайным сексом с молоденькими девушками…
- Но ты же ведь гей… - усталым голосом напомнил ему Виктор.
- Может, и гей! – загадочно ответил на это Юлиан. – И что? Мне этого нельзя? Мне это не положено? Когда чего-нибудь попадется под руку? Вы крайне не толерантны! – начал он перечислять. – Вы фашист! И ходите на марши независимости!
При звуке последних слов в их сторону повернулось несколько прохожих.
- И что это был за клуб? – спросил Виктор.
- COCOFLI на Мазовецкой, - осклабился Юлиан. – На сей раз Вероника поставила условия. Прежде всего, мы должны были прибыть туда по отдельности. Делать вид, будто бы мы не знакомы. Перед тем она перевела мне три сотни на дринки; короче, я должен был ее снять на глазах у всяких незнакомцев. "Возможно, - бросила она по телефону, - тебе это и окупится"…
Он ненадолго замолк.
- Честно говоря, - продолжил Юлиан, - то было полное поражение. Вы же знаете тот клуб, правда? Я пришел где-то в начале двенадцатого. Музыка была и вправду слишком громкой… И освещение. Фонари ежесекундно менялись, карусель для глаз: красное, зеленое, желтое; потом снова красные пятна. Слишком много взрослых, сильных людей; кто-то меня толкнул. Я упал на лестнице, уронил дринк, стакан с мохито разбился (сам я предпочитал дринки в "Дивном новом мире", ну, вы знаете: "Последняя шутка Лакана[50]", названия для тех, кто в теме). "Ты что творишь, педик!" – крикнул охранник. Пятый этаж: большую часть зала занимал громадный, залитый серебром и темно-синим светом dancefloor; но еще там была длинная, мраморная барная стойка. Чтобы найти Веронику, сного времени не понадобилось; на ней было светлое платье с блестками, открытые плечи, и знаете - признал Юлек удивленно, - выглядела она очень здорово; выглядело весьма вероятно, что кто-нибудь ее этим же вечером трахнет. Тем более, - прибавил он, - что она была не сама.
- Она была не сама? – удивился Виктор.
- Нет, - признал Юлек. – Только это не был кто-то из тех, кого она знала; я даже проверил на ее Фейсбуке. Пожилой тип в костюме… Вы понимаете: взрослый, - скривился он, а Виктор кивнул. – Там было ужасно громко! Вероника опиралась локтем о стойку из зеленоватого мрамора и пила мартини из уродливого выпуклого стакана. Мужик ее обнимал, что-то нашептывал на ушко. "Вероника, да в чем дело!" – заорал я. Она глянула на меня с превосходством. "Котик",- капризно обратилась она к тому типу, - "этот парень пристает ко мне. "Пиздуй отсюда", - бросил мне мужчина. "Вероника", - пытался я перекричать шум. "Ты чего, не понял, пиздуй отсюда!... Охрана!", - рявкнул мужик. Когда меня выводили, Вероника прошипела: "Вали отсюда, пацан". Она глядела мне в глаза; и, знаете, - задумчиво констатировал Юлиан, - по-моему, никогда раньше я не видел, чтобы она была такой счастливой.
Сегодня, в эпоху Фабулы, нам несложно понять тех жалких лузеров конца ХХ и начала XXI века, которые не умели танцевать, которые под громкую пульсацию музыки подпирали стенки элегантных заведений, в которые сейчас, в эпоху Фабулы, никто уже и не заглядывает. В первые годы работы сервиса народ неоднократно подглядывал за их унижениями: как они всматриваются в женщин, которых у них кто-то сегодня заберет; как собирают грошик к грошику, чтобы купит себе очередной дринк. Их конкуренты: сильные, взрослые мужчины, к которым приятели и любовники обращались per "dude", "чувак". В первые годы деятельности Фабулы подглядывающим они казались кем-то вроде полубогов: они были такими свободными, ни о чем не задумывались, они брали то, что им следовало. Сегодня, благодаря камерам, установленным в туалетах и темных закоулках клубов, мы знаем, сколь дорого такая позиция была окуплена: мы видели многочисленные моменты робости и страха таких "чуваков", как они готовятся к тому, чтобы выйти на танцплощадку, как тренируют жесты, которые им придется исполнить, притворяясь другими. В первые годы деятельности Фабулы, это правда, многие из подглядывающих не могло удержаться, чтобы громко не указать на них, сделать тех смешными; впоследствии клубы были закрыты. Граждане нового мира быстро поняли, что их давние полубоги вовсе не родились для счастья; лишь немногие, у которых имелись деньги. Сегодня мы знаем, что только жизнь богатых является настоящей жизнью, жизнью, которая им надлежит.
50
Лакан (Lacan) Жак (13 апреля 1901, Париж – 9 сентября 1981, Париж) – французский психоаналитик, один из главных деятелей структурализма и постструктурализма.