– Что вы хотите отпечатать? – уточнил он.
Я положил перед ним обрывок. Мастер взял его, повертел, поднес к глазам.
– Нет. Это не наша продукция.
Я видел, что он лжет.
– Но здесь адрес вашей типографии!
– Правда? – Мастер нацепил очки и поднес обрывок к глазам. – В самом деле. Печатали у нас. И что вы хотите?
Я достал бумажник, раскрыл его, положил перед мастером две купюры.
– Я хочу узнать, кто заказал эту афишу, – сказал я, склонившись над присыпанной перхотью головой мастера, пахнущей то ли дешевым одеколоном, то ли ядреным мылом.
– Нет проблем, – ответил мастер, показывая себя аккуратным работником, у которого все записано и учтено. Он придвинул к себе пухлый журнал с разбухшими и потрепанными уголками, причем сделал это так, что купюры каким-то волшебным способом оказались между его страниц. Он провел по строчкам огрубевшим, деформированным от молотков и тисков пальцем и остановился на фамилии Макса.
– Максим Анатольевич Сарбай…
– Нет! – сказал я и хлопнул ладонью по журналу. – Нет! Меня интересует другая афиша, с похожим, но все-таки другим текстом, которая была отпечатана двумя днями позже.
Мастер, выказывая свое возмущение необоснованными подозрениями, снял очки и откинулся на спинку стула.
– Никакой другой афиши не было! Вы мне показали номер заказа? Вот этот номер записан у меня в журнале…
Он не успел договорить. Я схватил мастера за воротник халата, поднял со стула и выволок в цех. Мастер пытался сопротивляться. Он кричал, но лязг ротационной машины заглушал его голос. Я подтащил его к бешено вращающемуся барабану и ткнул лбом в жирную от краски раму.
– Считаю до трех! – предупредил я. – Потом твоими мозгами будут любоваться читатели свежего номера… Раз!
Мастер, изо всех упираясь руками в раму, с ужасом смотрел на барабан. Горячий ветер ворошил его волосы.
– Два…
– Он назвался Константином Григорьевичем! – хрипло крикнул мастер.
– А паспортные данные?
– Я ничего у него не спрашивал! Он заплатил за пятьсот экземпляров, и я провел его афишу под заказом Максима Сарбая…
Я отпустил мастера и стал оттирать с ладони жирную, как нефть, краску.
– Как он выглядел? – спросил я.
– Кто? Сарбай?
– Нет. Второй. Константин Григорьевич.
Мастер обиженно хлопал глазами и поправлял скомканный воротник. Он все еще с испугом поглядывал на ротационный барабан, под который едва не угодила его голова.
– Невысокий. Шустрый. Глаза веселые…
– Возраст?
– Вроде не старше вас. Волосы темные, курчавятся над ушами… И лицо такое… щекастое. Я еще подумал, что он на хомячка похож…
Я вышел из цеха в тот момент, когда печатник уже вволю покурил и кинул окурок в ведро с водой, приспособленное под урну.
– Договорились? – спросил он меня.
Глава 14
Алло! Это звонит хомячок!
Ни о чем мы не договорились, ничего нового я не узнал. Бастион оказался намного прочнее, чем представлялся мне поначалу. Я ломился в запертую дверь, не будучи уверенным, что за ней я узнаю что– нибудь полезное для себя. Я делал ставку на человека, представившегося Батуркиным, потому как был уверен, что именно он организовал концерты в Евпатории и Севастополе с участием моего двойника. Через этого Батуркина я намеревался выйти на самого артиста, а его уже допросить по полной программе и узнать, кого он мог смертельно обидеть во время концерта.
Я брел по сумеречным улочкам, и тихо умирающий день как нельзя точно передавал настроение моей души, полной тоски и печали. Я был одинок. Мне нередко приходилось расследовать преступления в одиночку, но всегда я держал в уме неприкосновенный запас, последний резерв – живой ум и недюжинные способности Ирины. Теперь мне приходилось полагаться на себя, и не было на всем свете человека, который бы поддержал меня и утешил. Кто бы знал, каким черным и пустым казался мне сейчас окружающий меня мир!
Стараясь избегать оживленных улиц, я добрел до фонтана, изображающего осьминога, облепленного мозаичной плиткой. Здесь с Ириной мы выясняли наши отношения после серьезной ссоры. Я хорошо помнил ее глухой, чуть хрипловатый голос. Если мы с ней ссорились, она никогда не молчала, не пряталась в коконе собственной гордыни, а пыталась разобраться, кто кого и как обидел, какие у нас друг к другу претензии, и всегда первой шла на примирение… От фонтана я свернул в старый двор, с сырыми и темными подъездами, утопающими в непроходимых зарослях. Вот лавочка, на которой мы Ириной в честь нашего примирения распили бутылку шампанского. Отсюда мы пошли на море… Невыносимо идти по ее следам! Сколько в этом городе дворов, лавочек, парков, скверов, которые помнят ее! И мне теперь ничего не остается, как терпеть эти бесконечные взрывы памяти, как сдерживать слезы при виде ничем не приметных предметов…
В интернет-кафе был аншлаг, подростки резались в сетевые игры, дрались на полях сражений, гонялись друг за другом на гоночных автомобилях и освобождали от космических пришельцев мрачные подвалы. Мне удалось найти свободную станцию, правда, с изрядно подсевшим монитором и без звуковых колонок. Я зашел на сайт оператора своей телефонной сети и заказал подробную распечатку входящих и исходящих звонков за последнюю неделю. В ожидании распечатки купил пива и, цедя его мелкими глотками, думал о том, что не смогу дальше жить в этом городе. Куда-нибудь переехать. Продать квартиру, закрыть агентство и умотать в какую-нибудь глухомань, где никто не знает меня и ничто не будет напоминать мне Ирину.
На мой электронный адрес пришло письмо. Я открыл его. Да, это распечатка звонков… Я нашел дату и время, когда отдыхал на верхней даче – пятнадцатое июля, двадцать два часа семь минут. Вот номер входящего звонка от Батуркина. Я переписал его на листок, вышел на улицу и позвонил в агентство справочных услуг… Все равно я тебя найду, голубчик! Хоть из-под земли выцарапаю, как бы ты ни прятался.
Мне ответила диспетчер агентства.
– Мне нужны фамилия и домашний адрес владельца этого телефона, – сказал я и продиктовал номер.
Девушка предупредила, что услуга платная. Я ждал недолго и, экономя время, медленно шел в сторону улицы Садовой, где можно было без труда поймать такси. Я приеду к этому Батуркину прямо сейчас. Я выдерну его из постели, если он уже приготовился отойти ко сну. Я причиню ему физические страдания, если он станет упрямиться. Меня ничто не остановит. Я уже не человек. Я баран, прицелившийся на новые ворота…
– Вынуждена вас огорчить, – сказала мне администратор, и от этих слов у меня под сердцем словно пустота образовалась. – Владельца у этого телефонного номера не существует. Вам звонили из телефона-автомата номер две тысячи триста пятьдесят шесть, который находится на пересечении улиц Достоевского и Строителей, рядом с магазином «Электроника».
Вот это облом так облом! Ирина, милая Ирина! Где ты со своими мудрыми и своевременными советами? Почему ты оставила меня одного ломать голову над этим мерзким клубком преступных тайн? Как мне теперь найти этого неуловимого Батуркина, если я пропитан отчаянием, как песок в прибое пропитан солью?
Не знаю, что я хотел увидеть на пересечении улиц Достоевского и Строителей… Я все же вышел на шоссе и остановил попутку. За рулем был молодой человек, почти мальчишка. Всю дорогу он болтал о своей любимой футбольной команде. Я знаю точно, что не проронил ни слова, не ответил ни на один его вопрос, но тем не менее водитель часто разбавлял свою речь следующими фразами: «Вот вы говорите, что отечественный футбол пришел в упадок», «Не спорьте, у них нет никаких шансов выиграть», «Как вы можете с этим согласиться, если у них почти наполовину сменился состав…» Наверное, этому парню никогда не бывает скучно в одиночестве – стоит ему поставить перед собой резиновую куклу или плюшевого мишку.
Я почувствовал огромное облегчение, когда вышел из машины и остался один на темной и пустынной улице. Тусклый фонарь освещал серые стены домов, из окон на тротуар падали неровные тени. На углу безликого дома, похожего на большую коробку из-под обуви, поблескивали стекла козырька, прикрывающего телефон-автомат.