– Да, но без конверта. Его просто подкинули.
– Что Юра сказал, когда прочитал?
– Что-то очень несерьезное… Ну да, разбежался, говорит. Сейчас все возьму и брошу…
– Ты знаешь, о каком «поганце» речь?
– Последнюю неделю он занимался концертами. Приходил поздно. Я особенно не интересовалась.
Я встал, подошел к Татьяне, взял ее за плечи.
– Сядь, пожалуйста, подальше от окна. И не открывай дверь незнакомым людям… Кроме меня, сегодня вечером еще кто-нибудь заходил?
– Да, были Чемес, Сумин, Володька Берков… Это ребята с яхт-клуба и базы приходили.
– Скажи, пожалуйста, кто среди них узкоплечий, тщедушный, со светлым гладким лицом?
Кажется, Татьяна первый раз взглянула мне в глаза.
– Тщедушный? – удивилась она и покачала головой. – Тщедушными я бы их не назвала. Володька в спортзал ходит, его Неля жалуется, что все пиджаки малы стали… Чемес? Тот вообще под два метра ростом будет… Сумин хоть и невысокий, но у него плечи – будь здоров… А почему ты об этом спрашиваешь?
– Запомни, о чем я тебя спросил, – ответил я, опять кидая взгляд в окно. – Человек с такой внешностью может быть для тебя опасен.
Услышав про опасность, Татьяна лишь вяло махнула рукой.
– Все самое плохое уже случилось.
– Звонков с угрозами не было?
– Я не замечала.
– Юра хорошо зарабатывал в последнюю неделю?
Татьяна кивнула:
– Это меня и насторожило.
– Может, он случайно обронил имя артиста, с которым работал? Или где-нибудь записаны телефоны, по которым он звонил?
Татьяна растерянно оглядела стол, словно телефонные номера могли быть записаны на столешнице, пробежала взглядом по кухонным полкам.
– Даже не знаю, чем тебе помочь… Он много раз звонил какому-то Алексею и согласовывал с ним время дневных и вечерних выступлений. Иногда он говорил с ним о деньгах и процентах. Может, этот Алексей – артист?
– Найди мне, пожалуйста, его номер.
Татьяна неуверенно пожала плечами, встала из-за стола и прошла в комнату. Я последовал за ней. Мать Татьяны одетой лежала на диване, накрывшись пледом. Она не спала, двигала зрачками, безмолвно наблюдая за нами. Татьяна подошла к телефонному аппарату, стала рассеянно нажимать на клавиши, и на дисплее появились малиновые цифры. Она просматривала список исходящих звонков.
– Вот этот, кажется… Вот он опять повторяется… И вот еще раз…
– Татьяна! – вдруг строгим голосом произнесла мать. – Я же тебя предупреждала, чтобы ты не впутывалась в эти дела! Зачем ты даешь этому человеку телефон? Ты хочешь неприятностей? Тебе мало того, что случилось с твоим мужем?
Татьяна ничего не ответила, только закусила губу и закрыла глаза. Слова матери били ее, словно током. Я понял, что у них уже был жесткий разговор на эту тему.
Я прикоснулся с телефонной трубке и вопросительно посмотрел на Татьяну.
– Я позвоню?
Татьяна не успела ответить. Снова вмешалась мать. Женщина привстала с дивана и, прикрыв пледом колени, сквозь зубы выговорила мне:
– Знаете что, молодой человек! Будьте так любезны позвонить из другого места! Вы сделаете свое дело и уйдете. А нам тут жить. И неизвестно, чем ваши звонки нам обернутся. Мы и так горя хлебнули!
Наверное, она была права. Я попрощался с Татьяной и вышел из квартиры. В подъезде я прижался спиной к побитым почтовым ящикам и несколько минут всматривался в темные заросли двора. Я даже дышать перестал, чтобы не пропустить ни малейшего звука. И вдруг до моего слуха донесся тихий шелест. Я смотрел на темное пятно кустарника дикой малины, и мне показалось, что опутанные большими листьями ветви медленно раздвигаются… Сердце отчаянно забилось в моей груди. Смею предположить, этот человек следил за мной и все то время, пока я был у Татьяны, караулил подъезд. Он слышал, как я вышел из квартиры, но потерял меня, проявил обеспокоенность и сам себя выдал. Кто это? Неизвестный тщедушный тип с узкими плечиками?
Я весь напрягся в полной готовности кинуться на свою жертву. Сейчас он выйдет из-за кустов, и тогда между нами будет расстояние одного прыжка. Если он вооружен, то вряд ли успеет выстрелить… Тихо треснула веточка под ногой незнакомца… Зашуршали листья… Я уже различил смутную тень, отделившуюся от кустарника…
И вдруг за моей спиной оглушительно громко лязгнул дверной замок. Мне показалось, будто по моему сердцу полоснули лезвием бритвы. На лестницу выплеснулся желтый свет.
– Кирилл! Вацура!! – разнесся по этажам голос Татьяны.
Тень, с треском ломая ветки, метнулась в заросли палисадника. Я выскочил из подъезда, уже предчувствуя неудачу; злость придала мне сил, но я забыл об осторожности и тотчас споткнулся о невидимый в темноте бордюр. Подминая собой кусты, рухнул на землю. Вскочил, выставил вперед руки, побежал по цветнику, кое-как защищаясь от ветвей вишни, которые беспощадно хлестали меня по лицу. Поздно! Он ушел! Выбирая из головы листья, я вышел на дорожку, уже без всякой надежды посмотрел по сторонам. Мрак, тишина и ничего больше. Как некстати проявила себя Татьяна! Мне бы еще пару секунд, и я бы наверняка поймал этого невидимого типа.
Мне ничего не оставалось, как вернуться в подъезд, сдерживая раздражение. Татьяна стояла под козырьком и протягивала мой рюкзак.
– Ты забыл…
Глава 17
Флюиды вдохновения
Я успокаивал себя мыслью, что незнакомец, следивший за мной, не пытался в меня выстрелить. Если бы он ставил перед собой такую цель, то наверняка воспользовался бы удобным случаем, когда Татьяна открыла дверь и на меня попал свет из прихожей. Он не выстрелил, несмотря на то что прекрасно видел меня. Он пустился наутек… Впрочем, он мог отказаться от стрельбы, чтобы не обратить на себя внимание невольной свидетельницы.
Когда я сделал несколько кругов по близлежащим дворам, распугивая котов, то заметил, что небо на востоке постепенно светлеет и приобретает аквамариновый оттенок. И как только понял, что ночь подошла к концу, а сделано так мало, почувствовал и усталость, и чугунное безразличие ко всему. Я стал было вспоминать, когда в последний раз полноценно высыпался, но эти размышления еще сильнее погрузили меня в патоку эмоционального истощения и безразличия. Подобно гепарду, я выложился до предела на короткой и стремительной дистанции, но цели не достиг, и теперь мне надо было отдохнуть.
Я недолго плутал в потемках и забрел в парк, наполненный воркованием голубей. Под тяжелой и широкой, как крыло, ветвью елки я обнаружил уютное и комфортное место для сна, не менее уютное и комфортное, чем постель в моем собственном доме. Пристроив рюкзак в качестве подушки, я лег на сухие пружинистые иголки и моментально уснул…
Чувство тревоги пробудилось раньше меня. Я еще не открыл глаза, но уже ощущал, как по лицу блуждают теплые солнечные блики, слышал гул машин. Я думал о Максе, который наверняка разделил печальную судьбу Юрки Кондрашова. Я не понимал, какую цель преследовал убийца, и просто верил закону логического ряда: и Макс, и Кондрашов получили анонимные записки с угрозой; Макс пропал, Кондрашов утонул – следовательно, каждый, кто получил записку с подобным текстом, должен умереть. Я выбрался из своего убежища, отгоняя от себя и мелкую мошкару, и предательские сомнения в том, верный ли я выбрал путь.
Уже шел восьмой час утра. В киоске, торгующем дешевой едой, я купил стаканчик кофе и, дуя на него, набрал номер телефона Алексея – того неизвестного человека, с которым Юрка перед гибелью общался чаще всего. Татьяна полагала, что Алексей – актер. Мне оставалось лишь надеяться на то, что это был именно тот актер, который выступал под моей фамилией.
Только я успел пристроиться на парапете, расставив на нем, как на столе, пластиковую чашечку с кофе и фляжку с коньяком, как по телефону ответил неприветливый, визгливый женский голос:
– Ну?! Слушаю!!
– Это я вас слушаю! – в тон женщине ответил я, отхлебывая из чашечки. – Где Алексей? У него совесть есть? Почему он не приехал вчера вечером на репетицию в «Балаклаву»? Он думает, я буду за ним гоняться? Да у меня под дверью очередь таких, как он, стоит!