Я думал о том кровавом кошмаре, который совсем недавно случился в красивом домике, похожем на театральную декорацию для сказки. И был готов лупить себя кулаками по лицу, чтобы ни на мгновение не забывать о презумпции, но разве помогло бы это выскоблить из сознания образ Макса? Когда я представлял, как убийца врывается в дачный домик и проламывает несчастному артисту голову, мое воображение ставило на эту роль Макса. Но как можно было поверить в это! Разве способен рассудок осознать ту истину, что я ничего не понимаю в людях, что я безумно ошибался в них, ибо всякий из них – непредсказуемое, непрогнозируемое, ненадежное существо, способное на полный спектр человеческих пороков и грехов?
Опять напомнил о себе телефон, и опять на дисплее неизвестный номер. Но к черту мои опасения! Правильно сказала Татьяна: страшнее того, что уже есть, не будет. Игра приняла запредельные правила, и я вынужден их принять. Я должен раскрыться, обозначить себя, чтобы увидеть моих врагов в полный рост.
– Кирилл Вацура слушает, – представился я.
Вместо ответа – кашель, пауза недоумения. Затем – голос подростка, полный напускной небрежности и высокомерия:
– Я по объявлению… Не ошибся?
– Не ошибся.
– Ну что тут… Короче, есть запись, которая вам нужна. Штукарь баксов.
– Что?
– Тысяча баксов, говорю! – громче повторил подросток.
– А не продешевил?
В трубке раздался презрительный смешок.
– В газете сказано: куплю за большие деньги. Так что это я не придумал. За базар отвечать надо. Большие, я так понимаю, это значит не маленькие… Ну так как, берем?
– А ты уверен, что это то самое выступление?
– Гарантирую! Я ж не обдолбанный какой, чтоб ради бабла головой рисковать. Короче, если надумаете, то я буду ждать вас через час на первой платформе вокзала. На мне красная майка и бежевые шорты. На плече татуировка в виде паучка…
Я отключил телефон. Кассета с записью выступления моего незадачливого двойника, который ушел из жизни так страшно. Она мне нужна? Если я уже априори знаю, что стрелял, топил, отравлял, проламывал голову Максим Сарбай, то для чего мне теперь кассета? Или же во мне еще теплится уголек надежды, что все эти жуткие безобразия творил некто другой, неизвестный мне человек, у которого выступление в летнем театре вызвало звериную боль и жажду мести?
Я подозревал Максима, но с какой неудержимой силой хотел убедиться в обратном! Из обличителя я превращался в его адвоката – безудержного фаната, работающего бесплатно, за голую идею… Через час, на первой платформе вокзала. Надо поторопиться. Шанс, что по записи мне удастся определить причину гнусного террора, был ничтожен, но его все же следовало использовать. Тысяча долларов – цена за такой ничтожный шанс была слишком велика, но мне ничего не оставалось, как согласиться.
Глава 22
Чао, Бамбино!
Я шел по лесополосе, скрываясь за ветвями акаций до тех пор, пока крыши дачного поселка не исчезли из виду. Джинсовая куртка, пропотевшая на спине и под мышками, кое-как оберегала от колючих веток. Я часто останавливался, озирался. В темных силуэтах деревьев мне виделись человеческие фигуры. Я не имел права попасться в руки милиции. Любой ценой я должен был остаться на свободе и довести расследование до конца. От этого зависела вся моя дальнейшая жизнь.
Я вышел на автобусную остановку. Она была полна людей, все напряженно всматривались в даль. Я встал в самой гуще, где меня трудно было бы увидеть издалека, и вскоре остановил такси.
– На железнодорожный вокзал!
Устроившись на заднем сиденье, я пересчитал свою наличность. Приобретение кассеты наносило сокрушающий удар по моему бюджету. Я не хотел думать о том, что буду делать, если просмотр записи ничего нового мне не откроет. Деньги, деньги, деньги и лишь отчасти кулаки да быстрые ноги были главным акселератором в каждом моем криминальном расследовании. Без денег я уподоблюсь провинциальному следователю из какого-то глубинного РОВД, по горло заваленного личными бытовыми неурядицами и «висяками».
Отсчитав тысячу долларов, я сунул их в карман, остальное, туго стянув резинкой, закинул в рюкзак и вдруг поймал пристальный и не совсем здоровый взгляд водителя. Он смотрел на меня через зеркало заднего вида и сразу же опустил глаза, как только мы встретились с ним взглядами. Этот необъяснимый интерес взволновал меня. Раньше я бы не обратил на него внимания.
У пересечения улиц Ватутина и Пархоменко водитель сбросил скорость и перестроился ближе к обочине. Мы встали в хвост автомобильной пробки.
– Что там? – спросил я, с тревогой поглядывая на часы. – Авария?
– ГАИ, – односложно ответил водитель.
Мы продвигались вперед с черепашьей скоростью. Я опустил стекло и высунулся из окошка. Впереди мерцали проблесковые огни милицейских машин. Колонна автомобилей продвигалась между ними, милиционеры, помахивая полосатыми палками, словно тигры хвостами, внимательно рассматривали каждую машину и пассажиров.
– Надо развернуться, – сказал я, надеясь, что водитель не заметит волнения в моем голосе.
– Зачем? Тут не долго… – ответил водитель и, как мне показалось, сильнее сдавил рулевое колесо.
– Я опаздываю на поезд! – громче сказал я.
– На какой поезд? – пожал плечами водитель. – Нет сейчас никаких поездов!
– Останови машину! – крикнул я.
– Не имею права…
Я с короткого замаха ударил его кулаком в затылок. С водителя слетела мятая белая кепка. Он качнулся вперед, и если бы не ремень безопасности, то выбил бы головой ветровое стекло. Со страху или машинально, но он все же надавил на педаль тормоза, но слишком резко; сзади раздался глухой удар – желтая «Таврия», как любопытная собачонка, уткнулась нашему такси в задок; пронзительно завыл автомобильный гудок, кто-то выдал матерную тираду.
Я открыл дверцу и выскочил из машины. Водитель «Таврии», похожий на молоденького узбечонка, решил, что я намереваюсь его побить, немедленно поднял боковое стекло и заблокировал дверь. Я перепрыгнул через горячий, как утюг, капот, выбежал на тротуар и сразу же нырнул в узкий и сырой проход между домами. По скользкой тропе, напоминающей русло помойного стока, спустился на заброшенные огороды и по кустам, мимо мусорных свалок, по незнакомым дворам – все дальше и дальше.
Не знаю, что это было – плановая ли проверка машин, въезжающих в город, или розыск конкретного человека, то есть меня. Но я не мог рисковать и не управлял своим животным инстинктом самосохранения, который плевать хотел на трезвую рассудительность и неторопливость. Выпачкавшись по колени в песке, я выбежал к стадиону, обогнул его и на Бастионной снова поймал такси. До встречи с продавцом кассеты оставалось минут десять.
Нельзя было исключать, что я прямиком шел в умело расставленные милицией сети. Но чтобы убедиться в этом, надо было эти сети увидеть. За минуту до встречи я поднялся на вторую платформу, прошелся по ней, поглядывая на людей, слоняющихся по первой платформе. Парня в красной майке и бежевых шортах я увидел сразу. Он стоял напротив главного входа и крутил во все стороны головой. Я бы не сомневался в том, что это и есть продавец кассеты, если бы у него в руках что-то было. Но в одной руке парень держал сигарету, а вторая парилась в кармане. И ни сумки, ни рюкзака. Выходит, это сотрудник милиции? Но если это опер, как он мог проколоться на ерунде, забыть про муляж кассеты?
Я перешел на первую платформу, еще раз глянул на главный вход в здание вокзала и решил, что если оттуда выплывет рота милиционеров, то успею спрыгнуть на железнодорожные пути и убежать по ним со скоростью местной электрички.