Борис ощутил, как в глазах собирается влага.
– Я рад, что ей так понравился наш подарок, – только и промолвил он. Кашлянув, он спросил: – А где твой робот? Тот, что мы тебе подарили в прошлый раз?
Оглянувшись, будто его могли подслушать, Дима со вздохом ответил:
– Он сголел. Когда голел наш плошлый дом. Жалко, конечно. Но ты ведь еще мне подалишь лобота?
Борис кивнул:
– Непременно.
– А еще у меня нога голела, – произнес Дима, выставив вперед забинтованную ногу. У него было такое довольное лицо, словно он гордился тем, что побывал в пожаре и получил ожог. – Чуть весь не сголел.
На кухню вернулся Павел Егорович. Почесывая нос, он уселся на расшатанный стул, и Борису хватило лишь одного короткого взгляда, чтобы убедиться: инвалид специально уходил, чтобы спокойно, без лишних свидетелей «хлопнуть» рюмку. Следом вошла Екатерина, в неподвижности застыв у запятнанной жиром раковины.
Дима скользнул по хозяину дома любопытным взглядом и сказал, обращаясь к Борису:
– А знаешь, почему у дяди Паши одна лука? – зашептал он, и на его чумазой мордашке появилось заговорщическое выражение. – Не знаешь? Он ланьше был военным, и его бандиты поймали. Они ему луку отлезали.
Бориса начал разбирать смех.
– Военный, значит? – пряча улыбку, переспросил он, и Павел Егорович, покраснев, махнул рукой:
– Вы его не слушайте. Он сочинять любит.
– Хочешь семечек, поссы на веничек, – все с тем же серьезным выражением проговорил Дима. – Хлен в жопу вместо уклопу.
– Боже, Дима! – воскликнула Елена Сергеевна, покраснев.
– Это кто ж тебя так научил? – спросил Борис Сергеевич, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно.
Мальчуган махнул ручонкой в сторону хозяина квартиры:
– Это дядя Паша так говолит.
Теперь настала очередь краснеть Павлу Егоровичу.
– Нда… – протянула Елена, многозначительно глядя на супруга.
– Это плохие слова, Дима, – объяснил Борис ребенку. Лицо мальчика оставалось безучастным, словно он не видел каких-либо различий в понятиях «хорошо» и «плохо».
– А ну, малец, давай в комнату, – наконец обрел дар речи Павел Егорович. – Старшим поговорить надобно.
Дима с неохотой покинул кухню, и Екатерина покачала головой:
– Ага, хорош военный. На заводе по пьяни руку под пресс сунул, вот и весь военный. Хорошо, всего не перемололи, как в мясорубке! И гадостям ребенка учишь… нехорошо получается, Павел Егорович.
– Ты, Катька, помолчи, – недовольно пробурчал инвалид. – Я тебя еще ссыкухой помнил, и мы с твоим отцом…
Он махнул рукой.
– Есть какие-то новости? – сухо поинтересовалась Елена, и это не ускользнуло от Бориса.
Не простила ей толстуху, решил он.
– Я говорила с опекой, – заговорила Екатерина. – Сегодня подготовят все бумаги, завтра утром подпишете и можете забирать деток.
Елена посмотрела на мужа.
– А почему не сегодня? – осторожно спросил Борис, чувствуя, что супруга ждала от него реакции. Мужской реакции.
Екатерина развела толстые руки в стороны, словно намеревалась обнять слона:
– Я им не указ, уважаемые. Уже время послеобеденное, пока туда-сюда…
– Туда-сюда, – повторила Елена и желчно усмехнулась: – Мы сегодня встали в четыре утра и проехали почти триста километров. Предлагаете нам вернуться домой, а завтра снова ни свет ни заря нестись сюда?!
На мясистом лице сотрудницы сгоревшего детдома отразилось нечто отдаленно напоминающее удивление. Словно раздавленный, не подающий признаков жизни таракан вяло пошевелил лапкой.
– Уважаемая…
– Елена Алексеевна, – холодно произнесла Елена.
– Елена Алексеевна, мы и так сделали все, что от нас зависит.
Борис накрыл своей ладонью холеную руку жены.
– Лена, мы можем переночевать где-нибудь неподалеку, – мягко заметил он. – Наверняка поблизости есть какая-нибудь гостиница…
– Зачем гостиница? – вмешался в разговор Павел Егорович. Его нос, казалось, побагровел еще больше, напоминая перезрелую сливу. – Давайте у нас. Пацанва пусть на полу дрыхнет, у меня ватник старый есть…
Елена взглянула на однорукого, словно перед ней сидел умалишенный в смирительной рубашке. И прежде чем с ее уст успело сорваться что-то язвительное, Борис торопливо сказал:
– Мы бы хотели повидать девочек. Когда они придут из школы?
Екатерина округлила густо накрашенные глаза:
– Это я не в курсе, уважаемые. Насчет девочек вы у хозяев спрашивайте…
– Скока времени? – спросил Павел Егорович.
Посмотрев на часы, Борис ответил, и тот задумчиво поскреб щетину на подбородке: