Тут Мари-Клод говорит себе, что все ее рассуждения имеют смысл, если похищение Фабиена закончится счастливо, если не вмешается полиция, если будет заплачен выкуп и так далее. Стечение благоприятных обстоятельств, на которое нельзя рассчитывать с уверенностью.
Теперь перед молодой женщиной встает серьезная проблема. Имеет ли она право, будучи служащей полиции, присутствовать в роли пассивного наблюдателя при осуществлении преступного плана, не пытаясь ему помешать, или же она должна, напротив, сделать все, чтобы план преступников окончился провалом? Но тогда, учитывая, что реальных шансов на успех нет, не подвергнет ли она опасности жизнь Фабиена, чьей покровительницей стала волей случая?
В конце концов Мари-Клод решает, что в любом случае день обещает быть напряженным, а будущее за теми, кто рано встает. Она осторожно, чтобы не потревожить Фабиена, поднимается с постели и идет в ванную.
В 8 часов, когда на лестнице раздается топот тяжелых шагов, Фабиен Лефевр еще спит сном праведника. Мари-Клод радуется, что успела привести себя в порядок и выглядит безукоризненно в своей полицейской форме, даже если юбка и требует утюга, жакет – щетки.
Кто-то мгновение топчется у двери, и в замке поворачивается ключ. Дверь открывается, и Мари-Клод оказывается нос к носу с мужчиной в серой рубашке с неизбежным шерстяным капюшоном, скрывающим лицо.
Молодая женщина узнает рубашку: в ней был шофер фургона в Булонском лесу. Она узнает и капюшон по дырке с левой стороны: накануне в нем приходила Мюриэл.
Мужчина толкает дверь ногой. Он среднего роста, явно предрасположен к полноте. В руке у него пистолет, на полу у его ног – поднос с кофейником, двумя кружками и батоном хлеба.
– Нагнись, возьми поднос, и без глупостей, – приказывает он, отойдя назад и спустившись на две ступеньки.
Он явно решил избежать малейшего риска, зная, вероятно, о вчерашнем поступке Мари-Клод. Однако он не может скрыть свой раскатистый акцент южанина, звучащий, как эхо прованского базара.
Молодая женщина послушно поднимает поднос, ставит его на стол. Мужчина закатывает рукава, с подозрительным видом входит в комнату.
– А парнишка?
– Он еще спит. Я разбужу его к завтраку.
– Не горит, – бросает мужчина. – Пока еще никто не торопится.
– Но ведь вы нас освободите сегодня?
Она хочет потянуть время, заставить его говорить. Он лишь пожимает плечами.
– А этого, моя красавица, я не знаю. Это от меня не зависит.
Она видит, как в прорезях капюшона блестят его глаза.
– Я бы задержал тебя еще немного. Ты очень даже ничего.
– В сущности, вы ничего не знаете, – презрительно бросает Мари-Клод. – Вы всего лишь лакей.
– Ты думай, с кем говоришь! – огрызается он. – Если хочешь получить по физиономии, платить не придется, за остальное тоже, – добавляет он и смеется.
Фабиен выбирает именно этот момент, чтобы проснуться, зевает, трет глаза, оглядывается, старается вспомнить, что произошло, садится в постели.
– Привет, парень, – говорит южанин, человек, похоже, веселый.
Затем, не дожидаясь ответа, довольный тем, что юный пленник на месте, он обращается к Мари-Клод:
– Может, еще встретимся когда-нибудь, красотка. Если загрустишь, я всегда готов помочь.
Он опять хохочет, закрывает за собой дверь. Ключ сейчас же поворачивается в замке, и тяжелые шаги удаляются.
– Надевай трусики и рубашку и иди пить кофе, пока не остыл, – командует Мари-Клод. – Умоешься потом.
Она как-то совершенно естественно начинает относиться к Фабиену по-матерински. Мальчик стоит в кровати, пока она его одевает.
– Здравствуй, Мари-Клод! – В тоне его слышится упрек.
– Правда. Из-за этого глупого толстяка я забыла поздороваться с тобой, – извиняется она. – Ты меня поцелуешь?
Они весело обмениваются поцелуем, и Фабиен, спрыгнув на пол, идет к столу, где, кроме кружек с кофе, стоит кувшинчик с молоком, лежат несколько кусочков сахара.
– Хлеб несвежий, – отмечает Мари-Клод. – Наверное, поблизости нет булочника.
Фабиен не видит пользы в этом наблюдении. Его больше интересует Мари-Клод.
– Послушай, Мари-Клод, ты уже совсем одета. Как будто на службе.
Она садится за стол напротив него, улыбается.
– В некотором смысле я действительно на службе, – говорит она. – При тебе. Знаешь, Фабиен, пока ты спал, я внимательно ко всему прислушивалась. Мы за городом. Кукарекал петух. Незадолго до рассвета отъехала машина. Я думаю, что наши тюремщики уехали.
– За монетами? – спрашивает Фабиен.
– Может быть. Самое главное, что тип, который принес нам завтрак, остался один.
– Откуда ты знаешь?
– Вчера девица Мюриэл приносила нам еду в сопровождении высокого чернокожего.
– Фальшивого чернокожего, – говорит Фабиен. – Неважно, это не меняет дела. Сегодня утром
этот тип пришел один и следит вовсю, чтобы на него не напали.
– Он нас боится, – гордо объясняет Фабиен. – Но эта Мюриэл, может быть, внизу, ей просто надоело нам подавать.
– Возможно, – говорит она. – Но я не думаю. Если бы в доме была женщина, она бы не подала завтрак в таком виде и… она бы дала масло.
Вывод слегка притянут за волосы, но молодая женщина настолько в нем уверена, что мальчик соглашается с ней.
– Хорошо. Допустим. Тип в капюшоне остался с нами совсем один.
– Ну вот. Мы воспользуемся этим, чтобы бежать, – объявляет Мари-Клод.
Фабиен смотрит на нее, и изумлению Мари-Клод нет границ, когда он решительно заявляет:
– Лично я не желаю бежать.
Глава ХIII
В 7 часов 25 минут в среду, двадцать шестого апреля, старший инспектор Амедей Видалон, сделав несколько шагов по тротуару, чтобы размять ноги, возвращается за руль машины, в которой он провел всю ночь. Рядом с ним сном праведника спит инспектор Марсьял Флоримон. Этот молодой человек служит в полиции меньше года и подает надежды. Кро взял его к себе для подкрепления, и он работает вместе с Видалоном.
Не в первый раз Видалон проводит в засаде всю ночь. Привычно вроде бы, но он чувствует себя совершенно измученным, ощущает усталость каждой мышцей. Тем более, что ничего не произошло. Никто не вошел в дом 45 на улице Берже и не вышел из дома с того момента, как жильцы второго этажа в половине первого ночи вернулись из театра. Ни один телефонный звонок не был зафиксирован службой прослушивания. И Видалон говорит себе, что если в ближайшее время ничего не произойдет, его коллега и приятель Брекар придет ему на смену. Он уже мечтает, как вернется к себе, примет душ и ляжет в постель.
Но в 7 часов 25 минут он усиленно протирает глаза: дверь дома 45 только что открылась. Выходит мужчина, в котором Видалон узнает Винсента Лефевра, одетого в поношенный плащ. У него в руке чемоданчик, с какими обычно ходят на вызов врачи. Быстрым шагом он направляется к своей машине, которая стоит у тротуара в двадцати метрах от дома.
Видалон толкает локтем в бок своего молодого коллегу, и тот просыпается.
– Внимание. Он выходит. Доктор.
– Это он? Скажи, – спрашивает полный энтузиазма Флоримон, – ты думаешь, он идет платить выкуп?
– Не знаю, – отвечает Видалон с угрюмым видом. – В чемоданчике у него, должно быть, инструменты. Этот выход запланирован. Если он сказал мне вчера правду, то он просто-напросто идет в больницу оперировать, как и каждый день. Привратник подтвердил, что доктор всегда выходит из дома около 7 часов 30 минут.
Лефевр ставит чемоданчик на тротуар, достает ключи, открывает дверцу машины.
– Нельзя попросить его показать содержимое чемоданчика? – предлагает Флоримон.
– По закону мы не имеем права, – осаживает его старший коллега. – Даже если мы просто попросим его об этом как об услуге, ему это вряд ли понравится. Я вчера с ним пообщался. У него не самый легкий характер.
Видалон включает мотор, соединяется по радиотелефону с дежурным.
– Я – «Подснежник», – говорит он. – Отец только что вышел со своим чемоданчиком и сел в машину. Мы едем за ним. Прием.
– «Подснежник», вас понял. Вы следуете за ним, – отвечает голос дежурного инспектора.
Видалон трогает машину с места. Ему всегда казались дурацкими слова, которые выбирали для радиопаролей, но «Подснежник» сегодня утром звучит вызывающе, да и только. Погода довольно ясная. На тротуаре у парка Монсо каштаны покрылись великолепной бархатной листвой, за решетками – разноцветные газоны, обязанные своей красотой искусству городских садовников.