Соображать при таком натиске едва ли было возможно. Все на парне встало, к потолку задралось, словно наэлектризованное. Сердце так в груди грохотало, что он себя самого не слышал.
А Рафи, так, вообще, внутри него поплыл. Пискнул удивленно и затих. Похоже, женского тела-то толком и не видел, а уж про то, чтобы попробовать девичью сладость и говорить нечего. Вот и сомлел. Придется, видимо, все на себя брать и самому выгребать отсюда. Друг он в самом деле или не друг?
— Господин, и у тебя одежа намокла! Нехорошо! — вскрикнула Проша, прижимаясь к нему сзади грудью и шаря по его телу с такой жадностью, что совсем невмоготу становилось. — Сымай все! Только прежде стопочку медовухи хлебни, чтобы все хвори прошли, — к его губам тут же поднесли небольшую рюмку, от которой шел ядреный аромат меда. — Для здоровья, для мужской силы, — а женские пальчики уже в его брюки лезли. — Пей, господин…
Похоже, девахи начали новый и самый яростный «штурм его позиций», приняв его молчание за замешательство. С такими дьяволицами точно нужно держать ухо востро. Так очаруют своими прелестями, что все им, как духу выложишь. Даже и не заметишь. Вон, время от времени под медовуху и вопросики разные задают…
— Нравится, господин? Чай, дома такого нет? А у хозяина Макар Силыча есть, — прямо в уши с двух сторон ему шептали девахи, не переставая срывать с него одежду. — И еще много чего есть, господин! А для своих друзей он и расстараться готов…
Он разулыбался в ответ, показывая, что все ему нравится. В добавок, Анфису ущипнул чуть по ниже спины, а Прошу за грудь хватанул. Пусть думают, что они на верном пути. Только невдомек им, что в такие игры можно по-другому играть. Мы сейчас эту медовую ловушку наизнанку вывернем. Мехом наружу, как говорится. Посмотрим, тогда, как вы запоете.
— А ну-ка, девки, живо в бочку! — вдруг громко рявкнул он, сбрасывая с себя личину зажатого, краснеющего при виде обнаженной женской ножки, юнца. — Ну, вашу мать⁈
Чуть не оглох от девичьего визга, когда кидал обеих девиц в воду. С Проши еще в добавок сарафан так рванул, что он теперь лишь на тряпки и годен был.
— И кто тут хотел мне спинку потереть?
Под веселый смех начал лапать то одну, то вторую. Бочка, хоть и большая, но в ней больно не разгуляешься. Поэтому всем от него досталось, никого не обидел.
Девки во время баловства, конечно, старались его удивить своим умением. Так его поцелую, и эдак. Ногу сначала сюда закинут, потом — туда. Ягодицы топырили так, что за сохранность из спины начинаешь переживать. Вода от всех этих акробатических номеров в бочке аж закипела.
Только все наоборот получилось. Это он их удивил своим умением и знаниями в любовных утехах, которых оказалось, словно в роге изобилия.
А едва они от усталости пищать начали и передышки запросили, то он и сам расспрашивать их начал.
—… Значит, говорите хозяин добрый, хороший, богатый? Грошей полны подвалы и погреба? Интересно? Чай врете, поди…
Оказалось любовная истома и пара стопок медовухи развязывала языки не хуже кнута. Девки, только услышав про ложь, тут же обиженно запищали. Оправдываться начали, только успевай записывать.
—…Полно грошей! Макар Силыч на золоте и серебре сесть и спит! Ничего не считает! — у Анфисы даже груди от возмущения подпрыгивать начали, когда она фыркать начала. Занимательное зрелище выходило: она вся красная, глаза сверкают, а полушария ходуном ходят. — Хочет аглицкого вина, берет! Хочет голландские часы, покупает! Хочет актриску из спектакля, пожалуйте…
—… Вот такенная бочка у него золотых червонцев! — в разговор влезла Проша, прильнувшая к нему с другого бока и обвившая его своими длинными ногами. — Сама видела в подвале! А еще два сундучка было с ассигнациями и банковскими билетами…
От горячей «ванны» и медовухи их еще больше развезло. В конце они уже начали все подряд нести: и нужное, и ненужное. И нужно было лишь отделять одно от другого.
—… Помолчи, дура! Я же рассказываю! — Анфиса толкнула соседку, когда та начала ее прерывать. — И вот… Прохор, дурень, упился, как сапожник, и давай срамные песни орать. Прямо умора была. Я тогда чуть не уписалась, на него глядя…
— Ха⁈ Умора? — пьяно фыркнула Проша, выставив ногу из воды чуть не до самых ягодиц. — Вот Минька, хозяйский кучер, так горло драл, что со всей улицы бывало люди сбегались… Только помер, бедолага, — тут она, всхлипнув, попыталась перекреститься. — Царство ему не…