Это было избиение.
Я как Илья.
«Ты же знаешь, я всегда помогу. Только скажи».
«…я всегда помогу…»
«…помогу…»
Нет! Я сделаю только хуже. Намного.
Подойдя к ближайшему дереву, я со всей силы ударил по стволу. А потом ещё, и ещё, и ещё, и ещё… Я не останавливался даже когда почувствовал, что костяшки пальцев были разбиты.
От тренера прилетит.
Похуй.
Руки устали, забились. Я повернулся спиной к дереву и оперевшись, спустился вниз. Боль и слёзы сковали тело. Уперевшись лбом в колени, я пытался остановить слёзы, но было тщетно. Они продолжали литься у меня из глаз.
Я вспомнил как это происходило на самом деле:
Поднимаясь на второй этаж, к актовому залу, я услышал возню и тихие выкрики. «За что?! Почему?! Зачем?!»
Я ускорил шаг и вмиг оказался там. Замер. Влад сидел верхом на моём парне и бил того по лицу и телу. Эти удары были не очень сильные. Однако это были удары. Ярость вспыхнула во мне. Я возненавидел его со всей силы. Подбежав и размахнувшись, я ударил Влада под ребро. Он тихо взвизгнул и немного отлетел.
Я сразу осёкся, ведь ударил того, кто был мне ближе всего. Но потом послышался тихий шёпот: «Отомсти за меня». И я сорвался и бил лучшего друга. Он постанывал, закрывал голову руками, но мне было всё равно. Один раз он лягнул меня ногой промеж моих, но сделал это случайно.
Я бил его по телу, по ногам, по спине и шее. Но не по рукам. Я не бил его по рукам и паху. Нельзя.
Вернувшись из воспоминаний, я не понял, что происходит. Это было странным таким чувством. Таким родным и в тоже время таким больным.
Я лежал на ногах кого-то и слышал тихую песенку, по которой сразу определил кто это.
…в кофе перемешивая грусть, надевая изо дня в день улыбку, встречи глазами, нежная боль, пытка, безумие солёных комнат, сиреневый туман слушает твой шепот, холодная льдина надежды тянулась тонкой ниточкою веры, а небо плачет дождёми никак не может понять, почему мы не вдвоём. Докурю небо. Докурю весенний рассветузкие джинсы, рубашка, кеды, и меня больше нет. Помятое время надежд…
Это был Влад. Он пел её, немного поглаживая меня по голове. От этого я разревелся у него на руках. Он подтащил меня чуть ближе. И заковал меня словно моя мама в своих ласковых и тёплых руках.
— Поплачь, поплачь. Я тебе разрешаю. Ты и так был очень сильным, очень долго, — прошептал возле самого уха. Он продолжил напевать песню, не используя голос, лишь мягкое мычание.
Я открыл глаза. Свет залил взгляд, ослепляя. Я лежал на своей кровати и слёзы лились из глаз, а левая рука обнимала огромную подушку-дакимакуру с изображением Йоичи. Вся подушка была мокрой от слёз.
Перевернувшись на правый бог, взор упал на нашу с Владом фотографию, поставленную в рамочку с дельфинчиками. Меня окутала тоска. Такая родная и обжигающая. Это был подарок от него на мой день рождения. Фотография была уже вставлена в рамку, именно поэтому я не стал запариваться, и поставил её сразу. Чтобы каждое утро просыпаться и видеть то счастье.
Как же я хочу увидеть Влада, посмотреть в его наполненные любовью глаза, почувствовать заботу и ту теплоту, с которой он ко мне обращался. Взяв телефон, я разблокировал экран. Меня встретил мой парень, он улыбался яркой улыбкой, которую я еле-еле выпросил у него сфотографировать. Но мне не хотелось его видеть. Хотелось посмотреть на Влада.
Открыв галерею и пролистнув арты полуголых Йоичи с Кейтаро, я остановился на совместных фотографиях. Они были такими яркими, не только из-за того, что это было первое сентября, но и из-за того, что это были памятные фотографии. После них я мы продуктивно погуляли: дошли до площади Маркса (50 километров от школы), зашли в торговый центр, купили книг, а потом, пока никто не видит, признался в своей ориентации.
Тогда я сильно смущался. И очень долго решался на это, ведь это не просто признание. Он мог отвернуться от меня, бросить, как это делали другие. Но он обнял меня, прижал к себе очень близко, похлопал по спине и сказал: «Я очень рад, что тебя теперь ничто не гложет».
Но как Влад понял, что это терзало меня долгое время?
А потом я вспомнил наши перемены. Наши радостные дни. Я вспомнил, как много раз подавал ему руку, когда он падал. Наши посиделки в столовой. Вспомнил его улыбку. То, как он подарил мне дакимакуру с моим любимым персонажем.
«Я лишился этого? Может, можно что-то исправить, сделать лучше?»
«Нет, это конец. Я не прощу тебя», — голос в моей голове принадлежал Владу. Он не был злым, не был добрым, просто неживой. «Я никогда не делал ничего из рук вон выходящего без причины»
«Но, тогда, в столовой, ты же опрокинул на пацана суп. Специально».
«А ты забыл? Он же тебя за спиной обсирал, говорил какое ты ничтожество. Мне ничего другого и не пришло на ум»
«Но… Тогда, что с подвигло тебя в этот раз?»
«А это важно?! Ты уже всё равно не вернёшь. Ты не представляешь, как больно мне было, не физически. Ведь я верил тебе, знал, что никогда не ударишь. А что ты сделал? Променял дружбу на хуй!»
Он был определённо прав. Это я во всём виноват.
Перевернувшись на левый бок к Йоичи, я обнял его со всей силой и тихо заплакал. «Ничего плохого в слезах нет, просто подойди ко мне и выскажи мне всё, что у тебя на душе, или просто постой. Тебе станет лучше. А если меня нет рядом, вот тебе дакимакура, обнимай её, плачь. Это поможет тебе справиться совсем. Я верю в тебя, ты очень-очень сильный», — сказал Влад мне на день рождения, держа в руках эту подушку. В тот день я никогда не спал без неё. А этот день был первым с того момента, как мне приснился грустный сон. До подарка они постоянно мучали меня.
Зазвенел будильник. Я не использовал телефонный, ведь просто-напросто не просыпался. Но так не хочется вставать сейчас, когда так плохо, а кровать такая тёплая…
Звон всё продолжался и продолжался, чем очень сильно бесил. В момент я не выдержал, взял подушку и, не смотря, кинул в часы. Они со звоном упали, послышался треск.
Развернувшись, я увидел, что часы лежат на полу, их стрелки остановились на девять-тридцать, а подушка находится в нескольких сантиметрах от рамки, готовая скинуть её на пол. Вскочив на ноги, я подбежал ним и, убрав подушку, поставил их на место часов. Рамка тут смотрелась куда лучше.
Делать было нечего. Я уже встал вместе с маленьким Димой. Ванная находилась буквально за поворотом, но всё равно не стоит выходить из комнаты со стояком. Но может его получится как-нибудь замаскировать?
Я подошёл к шкафу, открыл ящик Влада. Да, у меня есть его ящик. Из-за того, что летом мы часто остаёмся на ночёвку. Он никогда не брал вещи из своего ящика, надевал мои, а я часто надеваю его, хоть те вещи, которые для него нормальные, для меня немного обтягивают. Две слезинки скатились по щекам.
А мы теперь будем собираться? Как раньше?
Хочу увидеть его в своих вещах.
Порывшись в аккуратно сложенных стопочках, что было нехарактерно для остального моего шкафа, я достал серые мешковатые штаны, которые Влад принёс мне относительно недавно, когда я возмутился тем, что он отбирает мои трико от пижамы (я её никогда не надевал, даже при нём). Надел и посмотрелся в зеркало: утренний стояк хоть и был виден, но не был так заметен. Выйдя в коридор, я быстро прошмыгнул в ванную, закрылся на щеколду и начал приводить себя в порядок: почистил зубы, помыл голову, аккуратно уложил волосы и, только хотел было выходить, как на телефон пришло смс. Оно было от моего парня.
Артём (10:07): Доброе. Ты как? Пойдём гулять?
Дима (10:07): Дб. Нет, плохо себя чувствую
Артём (10:08): Ну ладно тогда. Я с Федей и Серым тогда пойду
Дима (10:08): Ок