Это и было нашим с ним общением. Не вижу здесь ничего романтичного, но оно было приятным. И сейчас довольно нужным.
Я посмотрел в зеркало. Что-то показалось мне немного странным, но понять, что, у меня не получилось.
Никуда не хочу идти. Тем более, сегодня суббота. Выходной день для меня. Взяв вновь телефон в руку, я посмотрел на число. 5.10 — сегодня суббота — турнир у Влада. Первые соревнования за два года, которые я не посещу. И всё из-за меня.
Я вышел из ванны, зашёл в кухню, сделал бутерброды: хлеб, тонкий слой майонеза, маленький кусочек колбасы и кусочек сыра. Поставил его в микроволновку на минуту и достал банку с цикорием. Насыпал две ложки и добавил три сахара, перемешал и залил кипятком. К этому моменту микроволновка закончила свою работу, и, достав три горячих бутерброда, которые немного шипели от температуры, направился в свою комнату. Отца не было видно.
Зайдя в комнату, поставил кружку и тарелку на рабочий стол, стоящий напротив кровати, запер дверь и достал дневник — чёрную обтянутую кожей тетрадь. Это был кладезь моих эмоций и переживаний, без особой грамматики и разделения на абзацы, как делают нормальные люди. Это просто был сплошной текст, с разными датами.
Перевернув первую страницу, я прочёл надпись, которую в нём оставил Влад: «Ну, а что говорить?.. Ну… Полярный!» Он часто читал мой дневник и оставлял очерки на полях, иногда рисовал в нём.
Привет дорогой дневник. Это очередная запись в тебе, но в этот раз её наврятли прочитает её. Хуёво мне. Очень. Заебался не хочу ничего делать. Разругался с Владом, он меня наверняка ненавидит, нихочет видеть и всё такое. А я просто… просто хочу с ним обзатьс. Я виноват. Очень сильно. Мне не надо было его бить, не надо было срываться…
***
Здравствуй, дорогой дневник. Как у тебя дела? Готов ли ты выслушать мои изречения? Знаешь, я вот сижу сейчас, рыдаю, а слёзы капают у меня из глаз. Прости меня за это. И прости, что такой никчёмный, ничего не могу и всегда делаю всё только хуже.
Эту запись никогда ник-то не увидит. Ведь она супер-дупер-мега-убер-секретная. Как и ты. И даже Дима не узнает. Сейчас будет обращение от меня к Диме, так что прошу тебя, стерпи это.
Привет, Дим. Как ты там? За несколько сотен километров? Хочешь, поиграем? Сходим погулять? Нам отменили турнир. Нет, не отменили, просто я вчера потянул мышцу на тренировке, так что… Мы можем провести время вместе.
Нет, я не хочу представлять, будто ничего не случилось…
***
Может можно как то это решить. Я могу находиться рыдом или просто стоять, наблюдать. Но он же сидит на своём месте никуда не двигается. И не смеётся не говорит как зомби…
***
Я ничего не делаю. Я боюсь сделать тебе больно. И мне нельзя быть весёлым, ведь виноват то только. Я. Я во всё виноват. И ты прости меня. Я виноват! Я! Я не имею прощения! НЕТ! НИКАКОГО ПРОЩЕНИЯ МНЕ! ПРОСТИ!
Я просто хочу вновь общаться. Вновь спорить.
Ведь ты не догадываешься, что я до сих пор берегу те воспоминания с нами. Помню как ты признался. Помню то фото, на котором написал пожелания, а потом постыдился и подарил вместе с рамочкой. Я берегу всё, что ты мне подарил, но этого не показываю. Прости. Прости что я такой эгоист.
***
Я могу прийти ему. Или… Или не знаю. Я не знаю! Но я так хочу с тобой пообщаться. Я хоть и подхожу в той компании в которой я сейчас нахожусь. Они роют мне яму. Именно по этому я там не на своём месте. Я хочу быть с ним. Общаться. Смеяться. Просто с ним молчать. Но это будет намного приятней чем быть с Артёмом. С Владом я — я. Понимаешь? Я — Я. Никто другой.
Я не заметил, как слёзы текли из моих глаз. Как они падали на страницы, делая их неровными. Но ощутил это облегчение — пустоту в груди.
Хочу спать.
Я посмотрел на часы. Было 11:57 и шесть исписанных страниц, одну из которых заполняло одно предложение из трёх слов: «Хочу увидеть Влада».
Встав со стула, я моментом рухнул на кровать. Прохладное постельное бельё обняла своим холодом, заковав в своих объятиях, погружая в самые прекрасные для меня пучины снов. Я лёг немного удобней: верхней частью одеяла накрыл верх, а нижнюю заковал между ногами. Это мой обычный стиль сна.
Закрыв глаза, меня унесло в пучины бури — кошмар.
Влад(за час до написания дневника)
Я сел за компьютер делать домашнее задание по русскому языку. Оно было не особо сложное, примерно на десять минут. Но тут в комнату ворвался отец, схватил меня за руку и начал кричать.
— Какого чёрта! Ты должен был идти на турнир! А не хуйнёй страдать!
— Но… Нога…
— Да какая нахуй нога! Все люди как люди! Вон Игорь с температурой под сорок танцевал! И ничего, не умер! — он был очень злой. — А у тебя всего лишь растяжение! РАСТЯЖЕНИЕ! И ты тут сидишь!
— Но… — удар прошёл звоном по ногам, отец немного промахнулся ремнём. — Не надо, пожалуйста, — тихо прошептал я, пятившись к стене.
— Какой нахер тише! Ты блядь кусок говна недоделанный! Блядина! — он шагал очень громко, брат, несколько секунд назад сидящий на своём стуле за столом, забился в угол под столом.
— Папочка, прошу…
Удар прилетел в колени, и ещё один, ещё один. Я рухнул на пол, слёзы полились из глаз, что поймали испуганный взгляд брата. Он с ужасом смотрел на меня, на то, как по спине, рукам, голове ходит ремень и пряжка. Его глаза наливались слезами. И я ему сказал, одними губами:
— Всё будет хорошо, не переживай. Он тебя не тронет, — он умел улавливать даже самые малейшие движения губ. Именно поэтому я всегда матерился при нём только в голове. Ведь он поймёт. Потом я посмотрел в его глаза. Он всё ещё был напуган. Я улыбнулся. От этого отец разозлился пуще-прежнего.
Я закрыл голову руками, а удары шли недолго. Я не давал ему повода продолжать: не кричал, не молил успокоиться, не улыбался. За несколько лет я уже понял, что этого делать нельзя. Ни при каких исходах.
Удары нарывали, словно сдирали кожу на всём теле. Они обжигали и замораживали каждый синяк, разрывали капилляры. На ноге разорвалась вена. Это я почувствовал довольно отчётливо. Один из ударов пришёлся в основание черепа, в выпирающую у меня косточку. Потом в пальцы рук, находящихся чуть выше.
— К чёрту, как был подонком, так им и останешься, — сказал отец тихо из-за отдышки. Он вышел из комнаты. Мамы нет дома.
— Братик, бра-ати-ик, — позвало меня маленький зверёнок из-под стола. — Вставай. Пожалуйста.
Я не мог. Не мог говорить и двигаться. Не мог дышать. Было больно. Я мог только чувствовать, как из пары ран на теле сочится кровь, как мой брат поднимает футболку. Я видел, как он в ужасе убежал в зал за аптечкой. Я слышал, как отец отъезжает от дома на своей машине.
Потом вновь увидел брата. Он бежал ко мне, держа в руке перекись водорода и несколько ватных дисков. Чувствовал, как перекись начинала жечь кожу. Как брат стягивал с меня остальную одежду. Как он причитал из-за моего веса и синяков.
— Прости, — сказал брат тихо, — прости, что не мог ничего сделать. — Слёзы полились из его глаз.
— Ничего. Всё нормально, просто иногда так бывает.
Качели покачивались.
— Падонок, — прошептал я. — Ненавижу тебя по сей день. Тварина. Уёбок, блядь.
Я часто проклинал отца. Но глубоко в сердце был ему благодарен. Я стал таким только благодаря ему. Хотя… Не скажу, что я себе таким нравлюсь.
Поднявшись с качелей, я сел на пол. Потом лёг и закрыл глаза. Я так давно мечтал так сделать. Но никак не находилось времени или возможности. Или и того, и того вместе взятого. Так не хочу ничего. Просто… Всё не просто. Всё очень не просто.