Нос болел, коленки тоже. Не хотелось ничего, только плакать.
Какой я идиот! Идиотище. Ненавижу себя! Почему я так плохо поступаю с ним! Он же ради меня старался! Почему я такой идиот! Ненавижу себя! Зачем я делаю ему больно! Я же обещал! Да что со мной, чёрт подери, не так! Позор!
«Позорище семьи!» — вторил отец моим мыслям: «Ты блядь кусок говна недоделанный! Блядина!» — не унимался он.
Да, отец! Ты сука прав!
Поднявшись с пола, я отряхнул одежду и сразу же осмотрел её. Вроде нигде не порвалась. Я поднял с пола упавшую сумку, утёр кровь, сочившуюся из носа, и пошёл в сторону дома. Отца не должно быть там. Дома должен быть братик.
Я дошёл довольно быстро. Не было бы ни одной причины, чтобы где-то задерживаться, ведь дома меня ждёт братик. Такой тёплый в своих объятиях и родной. Я хотел к нему попасть быстрее, заковать в объятиях, прижать и согреть свои руки.
Отворив дверь ключом, я проник внутрь, проскальзывая по коврикам словно вор. Но на пороге ждал меня отец.
— И где ты был?
— Я у Димы на ночёвке.
— Почему именно сегодня?
— Мы с ним договаривались, что после тур… — я осёкся.
— Я бы хотел поговорить с тобой по поводу этого самого турнира, — он показал жестом, что мне надо войти внутрь, — заходи.
Войдя в дом, меня встретил брат и моя мама. Они стояли с опущенными глазами, словно стыдясь.
Дальше мы прошли на кухню, оставив остальную семью за дверью в неё.
— Ну, давай, рассказывай, как результат? — спросил отец, садясь предо мной.
— Результат — не очень хороший, но Нина Ивановна сказала, что это было не плохо, — немного тихо ответил я.
— Нина Ивановна сказала? А у меня другая информация. Так что не ври, лучше говори честно, иначе хуже будет.
— Она… — замямлил я.
— Не мямли. Говори громко, как настоящий мужик с мужиком, — повысил голос отец.
— Она была не совсем довольна.
— И что сказала?
— Что мы могли лучше.
— Так почему не смог?! — взорвал он, — Почему ты такой никудышный! Ничего не можешь! Ты позоришь нашу семью! Я деньги плачу, в конце концов! Ты на Диму своего посмотри! Нормальный парень: сильный, стойкий и непреклонный! На него посмотришь и гордость в глазах! Он человеком растёт! А ты! — он указал на меня пальцем. — Ничего не стоишь! Слабый, не умеющий нихера делать! Нахлебник!
— Но…
— Без НО! — заорал он. — Вместо того, чтобы гулять, лучше чем-нибудь полезным занялся!
— Дорогой, — сказала мама тихим голосом, зашедшая в комнату, — Не перегибай палку.
— Да он не понимает!
— Не всё получается с первого раза. Ты это должен был уже давно понять.
— Он наш сын! Он обязан нам!
— Да, он наш сын, и мы долго пытались, чтобы он появился на свет.
— Именно поэтому он и должен нам! Мы старались ради него! Телефон — есть, одежда, крыша над головой — тоже — ВСЁ! У него есть при жизни всё! Нам бы такое благо в детстве, так мы бы…
— Ничего бы не изменилось! — закричала мама. — Как ты не видишь его стараний!
— Так почему он не видит наших! Так и ещё и позорит нас! — он бросил злостный взгляд на меня.
— А нахуй я его тогда рожала!
— Вот именно! Лучше бы он никогда не рождался! — после этих слов, ком в горле подступил, не давая вздохнуть.
— Вот именно!
— Закрой дверь! — крикнул отец, и мама ушла.
— Я пойду, — тихо сказал я.
— Ты никуда не пойдёшь! — он взялся за ремень и быстро вытащил его из штрипок своих полосатых штанов.
Первый удар пришёлся на ноги, второй — руки, третий — спина. Но я стоял на ногах, не позволяя себе упасть. Было больно, но не физически. Распахнув руки и сделав один шаг навстречу неизбежности, я заковал отца в крепких объятиях. Я держался за него, пока град ударов бился об спину. Но в момент он оттолкнул меня, и мир вновь замедлился, как в тот раз.
Не помню, что произошло дальше. Только момент пробуждения, то, как мой братик лежал возле первого этажа кровати в нашей комнате. Я тихо поднялся и, стараясь не разбудить его, вышел из комнаты. Взглянув на часы, я понял, что проспал около шести часов. Действительно ли это был сон?
В голове крутились слова отца: «Лучше бы он никогда не рождался!»
Если он меня не желает видеть, то зачем я нужен? Может проще умереть?
Быстро одевшись, я вышел на улицу.
Вечерело, прохладный ветер ласкал моё лицо. Заходящее солнце дарило последнии небу последние лучи, окрашенному в розово-фиолетовые оттенки. Листочки деревьев тихо шелестели, птицы пели. Эти звуки создавали музыку для ушей.
Я шёл по улицам, минуя миллионы ярких цветов, что стали серыми в глазах. Весь мир обесцветился: и небо, и дома, и машины, и прохожие. Красок не было. Они словно сбежали от меня и прячутся в самых отдалённых местах. И это подтверждали слова отца. Я действительно ненужный, неуклюжий, не умеющий, никудышный, ни на что не способный. Умею только ныть. Я только могу сидеть на шее родителей, имея всё, чего у них не было. Я вообще должен был рождаться? Я имею право на любовь, заботу? Нет, я не имею право на них. Я не имею право даже на жизнь. А это означает только одно…
Я не заметил, как добрался до нужного дома, поднялся по лестнице и достал телефон, стоя на крыше двадцати пятиэтажки. Ветер был здесь сильным и таким тёплым. Птицы всё также пели свои песни, но вот шелеста деревьев я уже не слышал.
«Ничего не можешь! Ты позоришь нашу семью! Я деньги плачу, в конце концов! Ты на Диму своего посмотри! Нормальный парень: сильный, стойкий и непреклонный! На него посмотришь и гордость в глазах! Он человеком растёт! А ты! Ничего не стоишь! Слабый, не умеющий нихера делать! Нахлебник!»
Прости меня Димочка за мою слабость. Прости за то, что не выполняю обещания. Прости за то, что не следую своим же словам.
Я слабый и морально и физически.
— Прикинь чё, меня в один момент не станет. И больше ты не увидишь мои тупые сообщения, меня. Ты не сможешь видеть мою рожу в школе. Во прикол будет, ха-ха-ха. — Сказал я в микрофон телефона, открыв первый попавшийся чат и не читая получателя.
Где ты? — пришло сообщение.
— Это уже не важно, — сказал я в микрофон, всхлипывая и подходя к краю крыши.
Да, понимаю, вы мне не поверите. Ведь я сейчас в Москве, а это значит — выжил. Но тогда у меня ничего другого не оставалось сделать. Звучит по детски. Но суицид был для меня единственным выходом.
Встав со скамейки, я направился дальше по набережной. Мимо меня пробежал одинокий бегун, не понимающий, почему я не сплю. Но спать не хотелось, хотелось вновь и вновь чувствовать ту ностальгию по временам, которые ненавижу.
Фонари озаряли улицу довольно ясно. Лестницы пестрили подсветкой разных цветов, а храм, располагающийся в дали, изливал из своего купола свет.
Достав телефон, я открыл камеру, навёл на ночной город и запечатлел, потом зашёл в приложение «Телефон», до листал до нужного номера и позвонил. Ответили мне быстро.
— Ало, — раздалось в трубке.
— Привет. Как ты там?
— Да… всё, вроде, нормально. Ты чего не спишь?
— Этот вопрос я должен задать тебе.
— Я на тусе был.
— А я решил прогуляться. Что делаешь?
— Лежу на кровати.
— Прости, если разбудил.
— Да нет, всё нормально.
Мы разговаривали с моим собеседником долго, около сорока минут, пока мой телефон не сообщил о двадцати процентах зарядки.
— Хочу выпить, — сказал я вслух и направился в ближайший бар.