— Может быть, мы сходим в ресторан в другой раз?
— Нет. Я решил — пойдем! — с облегчением выпалил Папалексиев. Смешно было откладывать намеченное мероприятие, находясь в двух шагах от цели.
У входа в кафе Тиллим вдруг понял, что переступать порог подобного заведения, предвкушая сытный ужин и игривый разговор с дамой, куда приятнее, чем валяться под колесами автомобиля в луже крови. Он с благодарностью посмотрел на ту, которая только что спасла его от нелепой гибели. Ему захотелось немедленно сделать для нее что-нибудь доброе, и тут Тиллима словно осенило: «Сумки! Как же я сразу не догадался?»
— Давай я тебе помогу. Сумки, наверное, тяжелые?
— Да нет, спасибо. Я сама. Я уже привыкла.
— А зачем тебе такие большие сумки? Ты еще куда-то собралась сегодня?
— Да нет. Я всегда с ними хожу.
— А что там, если не секрет?
— Приданое, — невинно пошутила Авдотья.
— На самом деле? Приданое? — всерьез испугался Тиллим. Его нетрудно было сбить с толку.
— Все свое ношу с собой, — пояснила собеседница, мило улыбаясь.
На этот раз Тиллим понял, что она шутит, но ему почему-то стало жалко Авдотью. А ей очень хотелось поддержать беседу, и она рассказала, что как-то раз была в гостях на дне рождения, а там не оказалось свечей для торта, и среди всякой всячины в сумках обнаружились вожделенные свечи, что порадовало собравшихся и весьма украсило праздничный стол. С тех пор она убеждена в полезности этих сумок. Папалексиев решил, что Авдотья рассуждает трезво, и мысленно похвалил ее за хозяйственность.
В кафе Тиллим первым делом осведомился у официанта о ценах. Они были не намного ниже, чем в «Сюрпризе», но, решив, что отступать дальше некуда, он широким жестом заказал два фирменных блюда и бутылку водки.
— Вообще-то я не голодна, — поскромничала воспитанная Авдотья.
— Хорошо, — не растерялся Тиллим, а точнее, проснувшийся в нем Беспредел, — я съем и ваше блюдо.
После выпитой водки и закуски Папалексиева потянуло на разговор. Надо отметить, что упражнения для языка в непринужденной, расслабляющей обстановке действовали на него положительно. Он хотя и лукавил слегка, но от избытка уважения к собеседнику выговаривал свои сокровенные тайны, которые характеризовали его как существо крайне творческое.
— Я вообще-то читаю Аппулея и, можно сказать, нахожусь под впечатлением от этой книги. Знаете, так хочется чего-то возвышенного и душещипательного! — проговорил Тиллим, мечтательно глядя в пространство, чтобы показать Авдотье, будто он далек от этой кабацкой суеты и сейчас пребывает в области поэтических фантазий. — А вы чем занимаетесь?
— Я работаю в загсе. Сами понимаете, жалованье, конечно, не ахти, оклад зато стабильный. Женщина я честная, замужем еще не была, но ухаживали, конечно, вы же понимаете. — Ей захотелось удивить собеседника каким-нибудь неординарным случаем из собственной жизни. — А вот однажды я бежала на работу, ну там с сумками, как полагается, и, знаете, ко мне подбежал молодой человек одухотворенного вида и говорит: «Я поэт. Я выбрал вас из толпы. Вы какая-то особенная. В вас есть что-то вдохновляющее». И подарил мне свою книгу. Я чуть в обморок не упала, правда-правда, — залепетала она, улыбаясь, — могу даже книжку принести показать.
— Тихо! Погоди, — засуетился Папалексиев и, достав откуда-то ручку, стал что-то быстро писать на салфетке.
— Что значит «тихо», «погоди»? — удивилась барышня.
— У меня родилась гениальная идея. Это сюжет для моего очередного романа, — изображая вдохновение, взволнованно произнес Папалексиев. Он картинно приподнял голову, смежил веки и тыльной стороной приложил ко лбу ладонь.