Прошлой ночью дан обет уйти со сцены. Я решилась на сей шаг, зная, что тем самым обрекаю себя медленному угасанию. Такова воля Творца! Ночные часы я провела коленопреклоненной перед древним образом Владимирской Божией Матери. Сия фамильная святыня — благословение покойных родителей, и я всегда беру ее в дальние вояжи, но впервые за долгие годы я молилась так истово. Чудесные покаянные молитвы, многие из которых, казалось, давно уже забылись, сами собой срывались с уст моих. Я вдруг почувствовала себя маленькой девочкой, кладущей земные поклоны перед киотом у матушки в спальне, и горячие очистительные слезы потекли по моим щекам. Я каялась во всех своих тяжких согрешениях, мысленно просила прощения у того мудрого батюшки, который много лет назад наставлял меня на путь истинный и чьего совета я не послушалась в своей гордыне; усердно молила Пречистую прийти мне в помощь на одоление искусительных напастей. Чем больше я молилась в эту ночь, чем смиреннее исповедовала веру во Всеблагого, тем легче и спокойнее становилось у меня на душе. Я чувствовала себя избавившейся от суетного груза, тяготевшего над моим существом. К утру, совсем без сил, я легла на постель и в тонком сне увидела незнакомую женщину в скудном облачении, если не сказать в лохмотьях, державшую в руках приснопамятный щит, к помощи коего я уже Бог знает сколько времени не прибегала, оставшийся на петербургской квартире. Возможно, сие не что иное, как повеление свыше скорее возвращаться в Россию, где произойдут какие-то важные события. Что ж, мои выступления на парижских подмостках вот-вот закончатся, и тогда мне один путь — домой, в милое Отечество, прочь из этой сумасшедшей, растленной страны!
30 апреля 1809 г. от Р. Х. Москва.
Наконец-то я снова в России и вся европейская суета, а равно и страсти прежней жизни — позади. Я ведь более не лицедейка, а посему следует привыкать к новому, размеренному существованию, вдали от шумных светских гостиных, наедине с книгами да пасьянсами. Все реже смотрю в зеркало — кому из женщин приятно следить собственное увядание, а его приметы в моем облике все заметней. Но вот что забавно: вокруг будто их не замечают, посему никто в обществе не может понять моего «внезапного» ухода со сцены. Пусть попробуют догадаться!
Я решила осесть в Москве и совсем оставить столицу, ведь в близости к Императорским театрам более не нуждаюсь, жить в атмосфере новостей из мира Мельпомены мне наскучило, а старых поклонников, коих в Петербурге больше, чем всех жителей мужеска пола в каком-нибудь губернском городе, и вовсе нет охоты видеть. В тихом месте Первопрестольной, возле заставы, я купила себе домик, где сейчас обитаю в почти пустых комнатах. Домик небольшой, но выстроен на модный греческий манер, с колоннами. Днями поспеют вещи из Петербурга, и тогда в моем новом пристанище будет совсем уютно. Дай мне, Господи, укрыться здесь от мирских бурь! В окно залы я теперь вижу монастырь и старое кладбище при нем, утопающее в зелени. Сей элегический пейзаж мне весьма приятен: он напоминает о бренности земного существования и о том, что всего спокойнее жить ближе к Богу и к сельской природе. Одного желала бы для полного успокоения: пусть мир забудет о моих прежних грехах и не тревожит мой покой напоминаниями окаянной способности Авдотьи Троеполовой смущать сердца и коверкать судьбы человеческие.
15 августа 1809 г. от Р. Х.
В последнее время все чаще вспоминаю рокового возлюбленного, и сие приносит мне одни душевные страдания. Нет, я не склонна, как прежде, считать его фигурою мистическою, однако влияние этого романа на мою жизнь следует признать сверхъестественным. Ведь именно любовь к маркизу была основной причиной разрыва с театром: не появись в моей жизни этот коварный искуситель, не порази меня в самое сердце, все шло бы своим чередом — я бы продолжала играть, возводя на страстное ложе любовников, и всяк из них оставался бы в добром здравии. Ныне же, когда я пребываю в полном одиночестве, в сознательном затворе, ибо не желаю видеть никого, мне так больно сознавать, что жизнь прошла и ничего нового в ней не предвидится, а все казавшееся ценным и дорогим рассыпалось в прах буквально в мгновение ока, даже не оставив по себе доброй памяти. Одним словом, существование мое во все эти десятилетия было бесполезным, и теперь, на склоне лет, я терплю крах, измученная старая актриса, больная смертью, тихо угасающая наедине с постылыми образами прошлого. Как ни страшно о том помыслить, но трагедия, разыгранная когда-то на петербургской сцене в присутствии маркиза Б., повторилась в моей жизни, и теперь близится ее скорбный финал. А ведь однажды в этом самом дневнике я записала: «Никогда не буду несчастной игрушкой в руках мужчины!» Истинно сказано: человек предполагает, а Господь располагает.