Он хорошо исполнил своё обещание, опустив губы даже раньше, чем полностью высвободил член Ноа из его штанов. Большую часть времени Эдриан любил дразнить — больше всего им обоим нравилось делать всё долго и медленно — но иногда, как прямо сейчас, Эдриан разошёлся до беспощадных нападок: лизал, сосал, пробовал на вкус и гарантировал то, что Ноа не продержится дольше двух минут под его эротическим штурмом.
Все мысли в голове Ноа перемешались — ребёнок, новый дом, изменившаяся рабочая ситуация Эдриана — всё это прогнал настойчивый рот Эдриана и его руки, пока не осталось ничего, кроме настоящего момента, прямо здесь, прямо сейчас, с его мужем, и мягкое, успокаивающее пространство, которое они создавали, когда вот так оставались вместе.
Ноа охватил оргазм: глубокий, очищающий и слишком, слишком быстрый. Эдриан рассмеялся ему в бедро.
— Говорил же, что тебе это нужно.
— Что насчёт тебя? — Ноа потянул его вверх для неторопливого поцелуя. — Что нужно тебе?
— Ты.
Даже спустя время настойчивость, с которой Эдриан целовал его в ответ, лишала Ноа дыхания.
— Я у тебя есть.
— Правда? — в глазах Эдриана появился озорной блеск. — А что, если я скажу тебе, что припрятал в запас смазку в ящике стола...
Бззз. Бззз. Оба их телефона синхронно завибрировали на столе. То есть одновременно. От сообщения. Святые угодники.
— Ребёнок, — сдавленным шёпотом произнёс Эдриан, опустив взгляд на свой телефон. Ноа уже торопился поправить одежду, найти ключи и ботинки, пока партнёр говорил по телефону успокаивающим тоном. Он бросил Эдриану его туфли, пока тот заканчивал звонок.
— Они уже в роддоме. Нам лучше поторопиться. Ты знаешь Эмили.
Ещё одним менее терпеливым человеком, чем Ной, во всей этой затее, была откровенно нетерпеливая сестра Эдриана. И Ноа по-прежнему мало что понимал в причудах деторождения, но, видимо, Эмили была любительницей молниеносных родов, её второй ребёнок родился в фойе роддома — эта история, над которой по-прежнему посмеивались акушерки на приёмах, на которые Ноа и Эдриан её сопровождали.
Ноа отвёл время на то, чтобы напоследок погладить собак, пока Эдриан поспешил к машине.
— Будьте хорошими с Брэйденом и Джейкобом, — наказал Ноа. Племянники приедут позже, чтобы забрать собак на несколько дней. Они были вне себя от радости, что получат оплачиваемую подработку за свои не опытные услуги выгула собак и заботы о животных. Ребята уже взрослели, были долговязыми школьниками, держась наравне с взрослыми игроками "Космического жителя" и говоря о школе каким-то многострадальным тоном тех, кто работал на ненавистной работе. Собаки тоже выросли, Улисс уже был стариком, и не трудился вставать со своей постели, чтобы проводить Ноа до двери.
— Ноа? — позвал от входной двери Эдриан. — Идём. Собаки будут в порядке.
Ноа сделал глубокий вдох, подавив свою нарастающую паническую атаку. Они могут и сделают это.
***
— Ваша сестра рок-звезда, — сказала одна из медсестёр в качестве приветствия в дверях родильной палаты Эмили. Роддом был спланирован скорее как высококлассный курорт. В больших, просторных палатах были огромные ванны, нарисованные на стенах фрески и изящная мебель. — Вы как раз вовремя.
Эмили отдыхала в ванне, её муж держал женщину за руку, пока акушерка измеряла ей давление. Она выглядела одновременно невозмутимой и крайне истощённой, и Эдриан почувствовал, будто вмешивается в какое-то священное пространство сестры.
— Эм? Ты уверена, что хочешь, чтобы мы были здесь? — голос Эдриана был более робким, чем она слышала за все годы.
—Эдриан Леви Уолтерс-Готлиб, заходи сюда сейчас же, — голос Эмили становился твёрже с каждым словом. — У нас есть план, и мы будем его придерживаться, потому что я собираюсь родить этого ребёнка.
— Да, собираешься, — проворковали одновременно муж Эмили и акушерка.
Конечно, они говорили об этом, о плане на роды. Они говорили обо всём этом несколько лет, полных "что, если" и "когда-нибудь", а затем позже по скайпу в кабинетах адвокатов и залах ожидания врачей, пока "что, если" не стало "прямо сейчас", и они оказались здесь, делая это прямо в эту минуту. Эдриану понадобился стул, и он подошёл к одному с прямой спинкой, ближе к двери. Ноа справлялся намного лучше, обнимая край стены лавандового цвета; тусклый свет отбрасывал тени на его напряжённое лицо.
Эдриан потянулся, и Ноа схватил его за руку, пока шли долгие минуты. Акушерки что-то бормотали, Эмили тяжело дышала, муж подбадривал её. Нечего было делать, кроме как ждать и продолжать держаться за руки, будто мир мог разлететься на части, если они отпустят друг друга.
Эмили простонала низким первобытным звуком, и внезапно в комнате всё пришло в движение: медсестра собирала приборы, акушерка наклонилась над ванной.
— Идём, — подбадривала медсестра, кивком головы подзывая их ближе. — Вы не захотите это пропустить.
И они почти сделали это, шагая на не твёрдых ногах к ванне, прямо когда Эмили издала очередной звук, на тон выше, а затем, пока оба наблюдали, она потянулась вниз и...
— О, Боже, — выдохнул рядом с Эдрианом Ноа, он чуть не сломал его руку своей рукой.
— Вот оно, — произнёс муж Эмили.
В течение самого длинного мгновения за всю жизнь Эдриана, его сестра подняла из-под воды извивающегося младенца, и вся палата выдохнула, когда воздух прорезал плач. Жест, которым Эмили прижала малыша к своей груди, был старым, как мир, и новым, как пижамы, сложенные в шкафу в их доме. Эдриан выдохнул воздух из лёгких и сразу забыл, как дышать.
— Дышите, — наставляла медсестра его, а не Эмили. — Мы ведь не хотим, чтобы папочка сейчас упал в обморок?
Папочка. О, Боже. Она имела в виду его, и Эдриан был совершенно не готов к этому моменту.
Акушерка повернулась к ним.
— Кто из вас перережет пуповину?
— Он, — одновременно сказали мужчины.
Женщина рассмеялась, от чего подпрыгнули её рыжие кудряшки.
— Как насчёт того, чтобы сделать вместе?
Лицо Ноа стало зелёным, так же чувствовал себя и Эдриан, но они позволили акушерке направить их руки к хирургическим ножницам. Один быстрый момент, и всё было сделано. Взгляд Эдриана по-прежнему был прикован к маленькому существу на груди Эмили.