И всхлипнул.
— Ступайте в постель, — сказала м-сс Баттер почти ласково.
Утренний завтрак прошел в полном молчании. Потом м-р Тьюлер ушел из дому, хлопнув дверью. Эванджелина некоторое время что-то делала у себя в комнате, потом вошла в детскую и стала молча смотреть, как м-сс Баттер возится с ребенком.
— Так не может продолжаться, — вдруг промолвила она.
— Конечно, не может, — подтвердила м-сс Баттер. — Шш… ладушки, ладушки…
— Что же делать?
— Надо исполнять свой долг, мэм: любить, почитать и повиноваться.
— Но я не могу.
— Вы ведь слышали, что было сказано в церкви, и ответили «да»!
— Не слишком ли вы ко мне суровы, миссис Баттер? Вы же видите, что происходит.
— Доля женщины — нелегкая доля, — ответила м-сс Баттер. — Если я смею сказать, мне жалко вас, мэм. Жаль всех троих. Но, по-моему, вы не имеете права уклоняться от того, что от вас требуют. Уж таковы мужчины.
— Не все мужчины такие, как он.
— Все равно, — настаивала м-сс Баттер.
— Если я здесь еще останусь, мне кажется, я его убью. Я… ненавижу его.
— Надо думать о ребенке. Вот в чем ваша обязанность. Надо сохранять семью, а иначе чти ж это будет?
— Миссис Баттер, я не люблю это… это отродье. Чувствую к нему отвращение. Мне стыдно, что я его родила.
— Вы не должны говорить так, Мэм.
— Но если это правда?
— Это противно природе, мэм.
— Вы его любите?
— Бедный малыш, такой беспомощный! Да, я люблю его, мэм. Может, это вам покажется странным, но этот ребенок очень много для меня значит. Он приносит мне много радости. Словно моя бедная убитая детка вернулась. И тянется ко мне своими ручонками. Теперь есть кто-то, кому я нужна. Я ведь была просто живым мертвецом… Я, старалась вам помочь, мэм… но если вы все разрушите, я вам не прощу… Подумайте только, что получится.
Обе женщины поглядели друг на друга, волнуемые одной и той же мыслью, которую ни та, ни другая не могли бы сразу выразить.
— И вы говорите, что не знаете, что такое страсть? — сказала Эванджелина.
— Я не знаю, о чем вы говорите.
— Ну страсть.
— Может быть, есть чувства, которых я не испытывала.
— Конечно, есть, — настаивала Эванджелина. — Они есть.
— Как у мужчин?
— Послушайте, миссис Баттер. Есть один человек… Я хочу его всей душой и всем телом. Вас это возмущает? Я этого и ждала. А меня возмущает необходимость жить с вашим хозяином. Это проституция. Но теперь кончено. Я решила уйти. Я все равно уйду. Меня одно удерживает. Вот это. Но если вы обещаете мне остаться при этом несчастном существе… Не знаю, как поступит он, но если он прогонит вас, я вам найду место. Вы меня понимаете? Я отдаю этого ребенка вам…
— Вы нехорошо поступаете, — ответила м-сс Баттер, но ее осуждение не было суровым.
— Для тех, кто любит, есть только один закон, миссис Баттер: поступай, как тебе велит чувство. И я поступлю так. Мой властелин и повелитель ушел не в духе. Вряд ли мы увидим его раньше часу. Иду укладываться. Я уже начала. Вы мне поможете?
— И что я должна ему сказать, когда он вернется?
— Скажите что вам вздумается, дорогая. Что вам будет угодно. А теперь помогите мне. Там, наверху, два новых чемодана, которые я брала в Торкей. И потом еще старый, с французскими ярлыками.
М-сс Баттер больше не возражала. Она тотчас принялась хлопотать. Но тут ей пришло в голову одно осложняющее обстоятельство.
— А что мы скажем Дженет?
— Скажите ей, что меня неожиданно вызвали по делу.
Миссис Баттер принесла чемоданы в спальню. Эванджелина уже складывала платья. Упаковка шла быстро. Когда Генри Тьюлер потребовал присутствия м-сс Баттер, помочь хозяйке пришла восхищенная Дженет.
— О-о-о! Вы, значит, надолго уезжаете! — воскликнула она. — Почти все берете с собой.
— Я приеду, может быть, только через несколько месяцев, — ответила Эванджелина. — Трудно сказать.
— Да уж раз такое дело, — согласилась Дженет и замолчала. — А белье, которое в стирке? — вдруг вспомнила она.
— Его можно прислать потом. Я все это устрою.
— Значит, вы не за границу едете?
— Нет, не за границу. Насколько могу предвидеть.
— Вы точно не знаете?
— Точно не знаю. Пока. Меня вызвали неожиданно.
Укладка продолжалась ускоренным темпом, сопровождаемая осторожными вопросами одной стороны и неопределенными ответами другой. Эванджелина ничего не забыла. Она оставила м-сс Баттер адрес м-сс Филипп Чезер, потом пошла проститься с сыном. Он спал спокойным сном. Она стала на колени у кроватки, но не обнаружила особого волнения.
— Прощай, — сказала она. — Дитя de la Mere Inconue[43].
И глубоко задумалась.
— Как знать, может быть, когда-нибудь встретимся. Как в море корабли.
Дженет пошла за такси.
Эванджелина в последний раз поглядела на м-сс Баттер.
— В конце концов для него то, что я сейчас делаю, самое лучшее, — заметила она.
— Может быть, вы и правы.
— Вы сдержите слово?
— Я прекрасно понимаю, какую ответственность взяла на себя.
Дженет ждала со шляпной картонкой в руке. Остальной багаж был уже в такси.
Наступило некоторое замешательство. Эванджелине хотелось поцеловаться с м-сс Баттер, но что-то в лице последней удерживало ее.
— Все письма или если что понадобится посылайте по этому адресу. Меня там не будет, но мне перешлют.
— Понимаю, — ответила м-сс Баттер.
Больше говорить было не о чем.
Вернувшись в час дня, Эдвард-Альберт застал в передней Дженет, которая поджидала его, приятно взволнованная.
— Она уехала, сэр. Уложила все свои вещи и уехала. Совсем, сэр.
— Кто уехал? — спросил Эдвард-Альберт, хотя сразу понял, о чем идет речь.
— Миссис Тьюлер, сэр. Уложила все свои вещи и уехала на такси.
— Куда? — спросил он, по-прежнему сохраняя внешнее спокойствие.
— Я хотела послушать, куда она скажет, но она заметила и велела шоферу ехать сперва просто по Гоуэр-стрит.
Лицо девушки сияло от восторга и любопытства. Она была охвачена свойственной каждому человеческому существу Жаждой осуждать, травить, улюлюкать, преследовать.
— Вы не заметили номера такси?
— Я догадалась, когда уже было поздно, сэр.
М-р Тьюлер пошел к м-сс Баттер.
— Как же вы позволили этой женщине уехать?
— Вы хотите сказать, вашей жене, сэр? Я ведь не сторож ей, сэр.
— Ну ладно, уехала так уехала. Больше она не переступит этого пирога. Сказала она, куда?
— Она оставила вот этот адрес. Но сказала, что ее там не будет. Это только для писем…
М-р Тьюлер вошел в комнату жены и в глубоком молчании окинул взглядом выпотрошенный гардероб, пустой туалетный столик, комод с выдвинутыми ящиками. По полу были разбросаны обрывки папиросной бумаги. Он подумал, не оставила ли она ему письма, но никакого письма не было. А должно было быть. Так же молча пошел он взглянуть на сына. Потом промолвил:
— Надо чего-нибудь поесть.
Он принимал неизбежное как-неожиданность. После завтрака он долго сидел в гостиной в каком-то оцепенении. Выпив чаю, он немного пришел в себя.
«Надо что-то сделать, — подумал он. — Что я должен сделать? Конечно, будет развод… Уличная девка!»
Он рисовал себе картину скандала, обвинений, ответных упреков, раскаяния, обнаруженной измены, побега, преследования, развода, но не представлял себе, чтобы Эванджелина могла просто раствориться в небытии. Он всячески старался скрыть свою полную растерянность.
Наконец он решил отправиться к Чезерам и попросить совета у Пипа.
20. Развод
М-р Филипп Чезер подробно узнал у Эдварда-Альберта о его подлинном отношении к свершившемуся. Он выведал у него обо всем постепенно, вставляя со своей стороны очень мало замечаний. Он был только что принят в члены «Клуба молодых консерваторов» на Уайтхолл-плэйс и не без известной доли тщеславия повел Эдварда-Альберта туда. Оба считали, что это гораздо более подходящее место для обсуждения возникшей перед ними важной проблемы, чем дом, где была хозяйкой Милли Чезер. Они сели в спокойном уголке огромной курительной комнаты, и м-р Филипп стал предлагать вопросы, словно приступающий к новому делу адвокат.