— Что с тобой случилось? — не выдержав, спросил профессор, не прикоснувшись к обеду и даже как-то излишне педантично держа руки на укрытых пледом ногах. Хэнк же в очередной раз вышел совсем без лица, словно всю ту жизнь, которая горела в нем вместе с энтузиазмом от интересной работы, кто-то просто выжал, выплюнув на пол то, что осталось от самого Маккоя. Тот же даже среагировал не сразу, неохотно выходя из своих мыслей и пожимая плечами в ответ на взгляд Чарльза. Профессор такой лаконичности не оценил и продолжил сидеть неподвижно, как памятник собственному упрямству, пока даже ушедший в себя Хэнк не обратил на это внимания, и без подсказок понимая, чего от него ждут.
— Это все мой проект, — сдавшись, вздохнул Хэнк, явно подбираясь к довольно неприятной ему теме и от того выбирая до смешного длинных обходной путь к прямому ответу. — Моя новая работа… Она не только жутко интересна для меня, я понимаю, что этот проект, эта машина — прорыв и, более того, я точно знаю, как именно он принесет пользу, я рассчитывал закончить его примерно через месяц, может, чуть позже, ближе к Рождеству, не знаю точно, — говорил он, неспокойно бросая взгляд то в одну сторону, то в совершенно другую сторону, медленно и тщательно подбирая слова, пока Чарльз не вздохнул, устало и намеренно громко, перебивая его.
— Генри, ты ведь знаешь, что не нужно изворачиваться, мне-то уж точно можешь выложить все прямо, я не стану осуждать. Что-то пошло не так с проектом? Ты расстроен тем, что нашел в расчетах ошибку? Или, может быть, заметил слабые стороны в своем плане? Поддержи разговор, я стараюсь отучить себя от злоупотребления телепатией, хочу выслушать тебя, как положено. И прекрати так глупо прятать алкоголь, ты же понимаешь, что я просто из вежливости не заглядываю в твои мысли, алкоголики так не поступают, — невесело ухмыльнулся Чарльз, подъехав к столу чуть ближе и сложив руки уже на деревянной поверхности, подпирая свой же подбородок и пытливо заглядывая в глаза Маккоя.
— С чертежами и расчетами все великолепно, все идет по плану, — начал говорить Хэнк, впрочем, не расслабляясь, а словно напрягаясь лишь больше по мере разговора. — Просто я понял, что у меня не хватает ресурсов на создание самой машины, а раз так, то все проектирование и программирование — абсолютно бессмысленно. Знаете, как это бывает: план давно уже отошел от первоначальных набросков, все стало сложнее и я не рассчитывал на это. То есть, проект действительно стал лучше, но теперь я не уверен, что смогу его реализовать, — запинаясь от волнения и какого-то внутреннего негодования, делился Маккой, наконец получивший возможность выговориться о волнующий его вещах. И, пока еще осознанно он этого не замечал, но все же чувствовал, что вновь видит в Чарльзе наставника и старшего товарища, еще не так уверенно как раньше, но все же начиная искать у него совета и помощи.
— Подожди, то есть вся твоя проблема — это деньги? — мягко улыбаясь, остановил его Чарльз, не выдержав и подъехав к Маккою в упор, когда тот осторожно и будто пугливо кивнул. — То есть проблема, которая так расстраивает тебя, лишает аппетита и занимает все твои мысли — деньги? Боже, Хэнк, я ведь уже давно сбросил на тебя все финансовые вопросы и сделал это не просто так, не только для того, чтобы самому не возиться со счетами и налогами. Ты можешь использовать мои счета для своих научных работ. Я же вижу, как для тебя это важно и благослови Господь пассивный доход, — улыбнулся Чарльз, протянув руку и погладив Хэнка по плечу. Тот с сомнением всматривался в профессора, почти мгновенно начав убеждать того в том, что он не может принимать такие суммы и жить за счет Чарльза, пусть эти речи и были мгновенно пресечены невольно взбодрившимся профессором, которому, кажется, действительно не хватало этого чувства — когда именно он был способен кому-то помочь, а не наоборот.
Дни пошли куда быстрее и все чаще за обеденным столом звучала спокойная, но бодрая беседа. Чарльз выглядел куда лучше, чем раньше, а Хэнк потратил какое-то время, но оборудовал профессорскую ванную раковиной и зеркалом на удобной для Чарльза высоте, на что тот, вопреки опасениям Маккоя, среагировал необычно спокойно и даже произнес негромкое «спасибо». Несмотря на всю печаль от того, что Чарльз, кажется, смирился с тем, что на ноги уже не встанет, Хэнк испытывал облегчение — это смирение должно было когда-то прийти и, в общем-то, жить с ним стало немного легче.
Хэнк как-то вновь заговорил о своем обожаемом и вдохновляющем проекте, отблагодарил Чарльза в который раз и с скромной улыбкой попросил не читать его мысли об этой работе, назвав это сюрпризом. А вечером того же дня ввел новую для них традицию в виде бокала или двух красного вина на ужин, демонстрируя взаимное доверие, к тому же весьма оправданное: пусть Чарльз все еще засматривался на детские фотографии Рейвен, а порой и просто замирал в своем кресле рядом с шахматной доской, погружаясь в мысли с мечтательной улыбкой, он все же больше не срывался, и Хэнк не видел ни крепких напитков, ни слез в глазах телепата.
Видя такой прогресс, Маккой всерьез начинал сомневаться в своей идее подарить механическому помощнику лицо Леншерра — было неясно, станет ли это облегчением или вечным напоминанием, и как будет принято самим Чарльзом. Необходимость заставить его принимать помощь еще была актуальна, потому что, благодаря упертости Чарльза, пластыри, лед и перекись водорода все еще кончались слишком быстро, и неодушевленный помощник был решением, такой же инструмент, как и кресло. Быть может, в будущем такой же ненавистный, но все же функциональный. Однако пути назад все равно не было — Хэнк извел слишком много своего времени и не своих денег на создание Дэвида, как он условно пока называл машину, не желая еще сильнее ассоциировать свое творение с Леншерром.
Лицо робота было безупречным. Безупречно идентичным с лицом Эрика Леншерра, лицом Магнето. Пожалев о своей идее слишком поздно, из всех различий Хэнк сумел добавить лишь имя, пусть однажды в пылу размышлений осветлил искусственные волосы, что, конечно, едва ли уменьшало сходство. По крайней мере, Чарльз будет видеть перед собой приятное ему и любимое лицо, пусть и далеко не хорошего человека. Не Хэнку его судить. Если Чарльз пожелает поменять лицо андроида, Маккой с великим удовольствием это сделает. Более того, он бы и с живого Леншерра не без наслаждения снял кожу, впрочем, как раз эти мысли тоже в списке тех, которые Чарльз слышать не должен.
***
Телепат сидел на диване в гостиной, задумчиво следя за новостями, когда Хэнк отвлек его, появившись перед телепатом, вдохновленный и даже какой-то перевозбужденный, либо же очень желающий таким казаться. Однако на секунду на лице Маккоя все равно промелькнуло легкое недовольство, что Чарльз, знающий его слишком хорошо, не мог не заметить.
— Профессор, сколько можно Вам говорить, что не стоит самостоятельно покидать кресло, когда у меня есть возможность Вам помочь, это же может быть опасно. За травмами могут идти любые осложнения, Вы же взрослый…
— Взрослый человек, да, я знаю. А сколько раз я должен говорить тебе, что я взрослый, а не старый? Я способен самостоятельно справиться с собственными ногами. И прекрати обращаться ко мне на Вы, Хэнк, почему тебя постоянно так тянет назвать меня профессором, я не твой профессор, — смягчившись, посмеялся Чарльз, хлопая по месту рядом с собой. — Давай, рассказывай, что хотел. Неужели закончил свой суперсекретный проект? — по-доброму съязвил он, краем глаза еще следя за новостями по небольшому телевизору.
— В точку, — вновь начиная улыбаться словно мальчишка, кивнул Хэнк, однако вовсе не спеша садиться, вместо этого наоборот возвращаясь к дверному проему и от нетерпения едва ли не потирая руки. Заинтригованный таким поведением, Ксавье даже немного развернулся, в ожидании глядя на молодого ученого, который как будто бы собрался отработать на нем официальную презентацию.