Ненавижу это. Ненавижу. Ненавижу.
Я выключаю воду и беру маленькое полотенце со стойки. Вытираю лицо и выхожу из ванной.
И сталкиваюсь лицом к лицу с фотографией.
Той самой, что он подарил мне. Я убедила себя в том, что она была смехотворно романтичной.
Той, что до сих пор красуется на моей стене.
Что за хрень? Почему она все еще там? Не могу поверить, что я до сих пор ее не сняла.
Решительными шагами направляюсь к своей кровати. Бросив на нее полотенце, я иду к фотографии, и, остановившись около неё, буквально срываю со стены.
— Кира? — мама зовет меня с другой стороны двери все тем же нежным голосом.
Я не могу выбросить эту чертову штуковину. Она все еще в моих дрожащих руках и желание разбить ее на части гложет меня до сих пор.
Я. Не. Могу. Нахрен. Выкинуть. Ее.
— Кира, милая, ты меня пугаешь.
Стиснув зубы, я позволяю фотографии упасть на белое ковровое покрытие. Не могу ее выбросить, и это ужасно злит, доводя до бешенства ту крошечную часть меня, что жалобно скулит из-за невозможности заполучить желаемого мужчину. Я ударяю ногой по фотографии, подбрасывая ее над моей кроватью.
Часть меня надеется, что я разбила ее. Что в следующий раз, когда я вытащу ее, она будет сломана.
— Кира!
— Встретимся внизу, мам. Дай мне минутку, — и удивляюсь, как ровно звучит мой голос. Как ни странно, довольно спокойно.
Возможно, отбрось я прочь эту картинку, это принесло бы мне больше пользы, чем когда она со мной.
Несколько секунд я слышу мамино замешательство через дверь, а потом и ее облегчение от моих слов.
Я неделями не могла произнести связно больше нескольких слов.
— Ладно... ужин...
— Спускаюсь. Я слышу тебя, мам, — произношу я слабым голосом, мой взгляд застывает на ковре под моими ногами. — Буду через несколько минут. Обещаю.
У меня занимает чуть больше времени, чем «несколько» минут, чтобы спуститься вниз. Намочив полотенце, я вытираю лицо холодной водой, по несколько минут прижимая его к каждому глазу, повторяя процесс снова и снова.
В конце концов, краснота сходит с глаз. Я ничего не могу поделать с бледностью или маской смирения на лице, но это лучшее, что я вообще могу изобразить сейчас.
Когда я спускаюсь вниз, то до чертиков радуюсь, что сегодня вечером мы с мамой вдвоем. Стивен, вероятно, работает допоздна.
Я избегаю маминого взгляда и сажусь за стол, когда она подает нашу еду. Я не уверена, что смогу съесть хоть что-то, но я должна попытаться. Ради нее. Но прежде всего ради себя.
Я не могу позволить Брайдену продолжать разрушать меня. Просто не могу.
— Милая, — шепчет грустно мама. Она останавливается рядом со мной, поскольку я пялюсь на тарелку с едой напротив, и вижу краем глаза, что она поднимает руку, чтобы коснуться меня. Мама колеблется, ее рука в воздухе.
Потом медленно кладет мне ее на плечо. Напряженно.
Ждет, что я отодвинусь.
Но я не делаю этого.
Неожиданно, напряжение, что скопилось в маме, покидает ее внезапной волной. Это чувство настолько сильное, что я чувствую, как оно сочится сквозь ее прикосновение.
Впервые за много лет я позволяю ей прикоснуться ко мне вот так. Мы никогда не станем прежними после того, как она вышла замуж за Стивена.
Потому что я все еще злюсь на нее. Потому что часть меня все еще осуждает ее решение быть со Стивеном, за то, что это разлучает меня с Брайденом.
Глупая девчонка. То, что сделали они, и близко не стоит с тем, что совершил он. Не они разлучили нас. Я начинаю понимать это совсем неплохо, я бы сказала, даже хорошо. В самом деле, хорошо.
Хочу ли я на самом деле провести остаток жизни, любя парня, которому абсолютно наплевать, что он вновь и вновь разбирает мое сердце вдребезги?
Да, жалкий маленький ребенок внутри меня хнычет.
— Милая, я хочу знать, что случилось с тобой. Кто обидел тебя?
Обеспокоенный голос матери, то, как она нежно поглаживает мое плечо, приводит к тому, что на глаза наворачиваются слезы.
Я моргаю, пытаясь сдержать слёзы. Дыхание становится прерывистым, и я срываюсь на рыдания. Мне нужно пытаться контролировать это. Я кое-как склею разбитые осколки, в которые превратилось мое сердце, и буду продолжать жить.
Он наверняка счастлив с кем-то другим.
Разве я не заслуживаю того же?
Черт, конечно да, но чтобы осуществить это, для начала мне предстоит избавиться от страха, в котором я сейчас живу. Мне нужно вернуться хотя бы к подобию нормальной жизни.
— Ничего, мам. Я не хочу говорить об этом, — я поднимаю вилку и опускаю взгляд на еду, словно это полоса препятствий, которую я намереваюсь преодолеть.