— Где Шона? — Теперь я испуган. В желудке тошнотворное коловращение, словно я вот-вот провалюсь сквозь пол в огромное, бездонное ничто. — Почему здесь эти фотографии? Что происходит?
— Майкл, спокойно, — говорит охранник. — Давай-ка возвращаться в палату. Ладно?
— Может быть, Шона — это та девушка, о которой он рассказывает? — бормочет сестра.
— Шона — это ночная медсестра! — кричу я. — Что вы с ней сделали?
Она кидает встревоженный взгляд на охранника:
— Майкл, ночная сестра — это я. Меня зовут Шарон. Помните меня?
Смотрю на нее, вспоминаю лицо в темноте. И персики, которые на вкус не напоминали персики.
— Что происходит?
— Ведите его в палату.
Появляются новые охранники. Они, как и раньше, пристегивают руки к кровати прочными кожаными ремнями, не обращая внимания на вопросы и мольбы о помощи. Разговаривают между собой так, словно меня здесь и нет.
— Как, по-твоему, он сумел выбраться?
— Бросился на меня с кулаками — пришлось его оглушить.
— Его вообще нужно было держать в смирительной рубашке.
— Не говорите им ничего.
Их нервная болтовня перекликается с моими собственными беспокойными мыслями. Дергаю головой, смотрю на дверь, но там только охранники и сестры. Перед мысленным взором мелькают фотографии из кабинета — этакое мрачное слайд-шоу.
Что, если я и в самом деле убийца?
Кто-то убивает ненавистных мне людей. Превращает их в образ, которым я одержим. Чувствую дрожь — меня трясет как в лихорадке, но при этом кожа покрывается потом.
Что я делал перед тем, как был найден?
В тот день в больнице, пытаясь бежать, я укусил человека — в буквальном смысле вгрызся в его руку. Это кем же надо быть, чтобы сделать такое? А если я готов на это, то как далеко зайду в будущем? Если безликие загонят в угол, не начну ли отбиваться с такой яростью, что убью кого-нибудь? Может быть, нечто подобное и правда уже случалось? Впрочем, это слишком невероятно: убей я одного или двух, они бы явились таким числом, что меня сейчас уже точно не было бы.
Вот только, возможно, это не безликие приходили ко мне, а я искал их.
Келли сказала, что убито было десять человек или больше. Никто не убивает десятерых в целях самозащиты. Уж по крайней мере, не с такой жестокостью. И никогда — таким особенным повторяющимся способом. То, как были изуродованы лица, совсем не похоже на оборону, а скорее на казнь. Или месть. Что, если мне надоело убегать и я решил сражаться?
Сколько же человек я убил?
Щелк, щелк, щелк, щелк.
— Как ты вышел? — У кровати стоит охранник, за ним двигаются силуэты его коллег и медсестер.
Они в моей палате и в коридоре — переговариваются, ищут что-то, суетятся. Сейчас глухая ночь, но я разворошил осиное гнездо.
Смотрю на охранника:
— Дверь была не заперта.
— Кто-то оставил ее открытой для тебя? Это сделала… как ее… Шона? Она помогла тебе бежать?
— Никто мне не помогал.
— Кто такая Шона?
— Вот это-то я и пытаюсь понять, — говорю я. — Сколько здесь ночных сестер?
Охранник хмурится:
— Мы сейчас проверяем камеры наблюдения. Если тебе кто помогал, то мы его найдем. Что ты искал в кабинете доктора Литтла?
— Ничего. От вас прятался.
— В кабинете своего лечащего врача? — насмешничает он. — Изучая собственную медицинскую карту? Хочешь сказать, что оказался там совершенно случайно?
— Послушайте! — Я пытаюсь воззвать к его разуму. — Не знаю, кто кому помогал. Я даже не знаю, могу ли доверять вам. Но тут что-то происходит, и мы в самой гуще событий. Неужели это не понятно? Затеялось что-то очень крупное и необычное, и если мне не удастся выяснить, что именно, то наше будущее окажется весьма туманным!
В комнату заходит доктор Литтл, говорит с одним из охранников. Одет он на скорую руку, редкие волосы клочковатым облаком парят над головой. Очевидно, его подняли с постели.
— И больше никого в коридоре не было?
— Никого, — отвечает охранник. — Только Дейв, Шарон и больной. Ночной уборщик еще не появлялся.
— Хорошо, спасибо за информацию. — Доктор Литтл поворачивается ко мне, на его лице появляется широкая отеческая улыбка, он подходит к кровати. — Добрый вечер. Как себя чувствуете?
— Не знал, что это ваш кабинет, — быстро говорю я. — Просто пытался бежать. Я не хотел ничего плохого.
— Он не мог долго пробыть у вас, — замечает охранник. — У него сумеречное сознание.
— Да, спасибо. — Доктор Литтл похлопывает его по руке. — Теперь я сам.
Охранник смотрит на меня, на ремни, кивает и выходит из палаты.