Тогда какая связь с жертвами Хоккеиста, если только я и не есть убийца?
Голова дергается, и я думаю о собственном кошмаре — о бунте тела. Не важно, какие объяснения придумывает доктор Литтл, я это чувствую. Мною управляют, лишая контроля над телом. А если так, то и для убийства, вероятно, тоже могут использовать! Что, если я марионетка, а безымянный, безликий убийца сидит в темноте и дергает за ниточки?
Сотовые телефоны — вот они, эти «ниточки», судя по всему. Мобильники, компьютеры и телевизоры.
Впрочем, не менее вероятно, что в мозг и правда вживлен чип и именно его безликие используют для контроля. А может быть, и того хуже — во мне сидит какой-то червь, свернулся в мозжечке, пьет кровь и управляет движением: принимает сигнал и передает его, надев мое тело, как перчатку.
Эта личинка — она была настоящая. Я ее видел и слышал. Нельзя оставаться здесь, зная, что она вернется.
В комнату заходит Девон с подносом.
Горло после рвоты болит.
— Уже завтрак?
— Да, но сначала нужно привести тебя в порядок. — Он полотенцем снимает с меня блевотину. — Ты спал как бревно, приятель.
Я кашляю, выхаркиваю мокроту, пытаясь очистить горло.
— Это лекарство… — Кашель. — Доктор Литтл дал мне вчера что-то новенькое.
— Кветиапин, — сообщает Девон. — Я слышал, оно действует так, что ой-ой-ой. — Он дает глотнуть воды через соломинку, и горло немного прочищается. — Говорят, ты вчера ночью отправился в самоволку.
— Мне необходимо выбраться отсюда. — Закрываю глаза и падаю на подушки. — Больше не имеет смысла скрывать.
— Пора завтракать, — сообщает он, поднося ложку с овсянкой. — Через пару часов тебя развяжут.
— Так скоро?
— Ты не считаешься опасным. Как только выяснится, что́ конкретно переклинило в твоей голове, они всё исправят и тебе снова позволят жить спокойно. — Он подносит ложку, и я слизываю содержимое. Пока жую, он набирает новую. — Как же тебе удалось пройти?
— Я подглядел, как вводят код.
— Правда? — Он смеется.
Киваю. На сей раз по своему желанию, хотя и чувствую себя виноватым. Ведь я добровольно делаю то, что кукловод вынуждает меня обычно делать против воли.
Нет никакого вреда в том, что я сообщу про код, — они все равно догадаются. Но по крайней мере, так меня развяжут быстрее. Слизываю еще одну ложку, жую, глотаю.
— Сидел в психотерапевтическом классе Линды и смотрел, как люди входят и выходят. Когда прошло несколько человек, я уже довольно точно представлял себе код.
Девон ухмыляется:
— Ты шутишь. Не могу поверить, что все так просто.
Покачиваю головой:
— Большинство здешних больных не в состоянии сосредоточиться для чего-то подобного.
— Очень даже в состоянии — ты в жизни не видел таких сосредоточенных людей. Просто им не хватает хладнокровия. — Девон подносит еще ложку и заглядывает в глаза. — Майк, ты не похож на большинство наших пациентов. Мыслишь яснее. Поступаешь так, как будто точно знаешь, чего хочешь.
— Не сейчас. Эти лекарства убивают меня. Такое ощущение, будто я выпил ведро джина.
— Привыкнешь, — уверяет он. — Стива знаешь? Он тоже принимает кветиапин — и ничего.
— Стив? Парень из книжного магазина?
— Да.
Стив немного чудной, но он хотя бы не дергается. Проглатываю еще одну ложку, пытаясь придумать какой-нибудь выход. Девон говорит гораздо больше, чем обычно. Он предлагает очередную ложку овсянки, но я отрицательно качаю головой. Внимательно смотрю на него. Мне необходимо кому-то верить.
— Вы тоже не похожи на других санитаров, — говорю я. — Почему выбрали эту профессию?
— Мне… наверное, просто нравится. — Он неожиданно смеется. — А потом тут работала эта девица, Ревекка, с которой я учился в школе. В колледже она пошла на курсы младшего медперсонала. Я не знал, чего мне хочется, а она была такая хорошенькая, и вот я тоже записался на эти курсы. — Девон улыбается. — Потом она убежала с одним художником. Или скульптором. Но я к тому времени был уже пристроен. Мне правда нравится эта работа.
— Вам нравится помогать людям?
— Ну да.
— И вы изучали именно психиатрическую специфику?
— Никакой психиатрической специфики на самом деле нет. По крайней мере, в моей школе не было. Я…
— И что вам известно о здешних пациентах и о болезнях, которые у нас есть, по словам врачей?
Он несколько секунд смотрит на меня, словно его удивил вопрос, помешивает кашу в тарелке.