Но Ванек был прав, говоря, что действие лекарства иссякает, — этого еще не случилось, но непременно произойдет, и тогда мозг снова превратится в серое ничто, вернутся галлюцинации, а я опять стану бесполезным кретином. Нельзя рисковать ясностью мысли. В аптеку или больницу дороги отрезаны. Значит, необходимо найти лекарство в другом месте. Доктор Литтл говорил, что кветиапин используют для приятного времяпрепровождения; вероятно, его можно купить на улице.
Я пускаюсь в путь.
Глава 17
Не могу понять, куда забрел. Дохожу до ближайшего угла и смотрю на таблички с названиями улиц, но они мне ни о чем не говорят. Я спешу на следующую улицу, она гораздо больше предыдущей, но и там не нахожу знакомых названий. Медленно поворачиваюсь, изучаю линию горизонта, пытаюсь найти любой ориентир — в какой стороне север? Ничего не обнаруживаю. Уже достаточно светло, и, хотя небо затянуто тучами, очевидно, что солнце встало. Вместо неба и солнечных лучей вижу только туман и тучи, подсвеченные мягким рассеянным сиянием. Смотрю на машины — потоки в оба направления практически одинаковые. Наблюдая за ними, я даже предположительно не могу понять, куда лучше идти. Выбираю наобум и пускаюсь в путь.
Легко возвращается психология бездомного — быть начеку, следить, не появились ли копы и собаки, постоянно искать еду и деньги. Миную автобусную остановку, опустив голову, чтобы камеры не зафиксировали лицо. Волосы, спутанные и мокрые, приклеены к черепу грязью и дождем. Прохожу мимо человека в костюме — он спешит на поезд, и я, даже не отдавая себе отчета, прошу у него мелочь. Эти слова рефлекторно срываются с губ. Он с неменьшей естественностью игнорирует меня.
В очередной раз предпринимаю попытку собрать воедино то немногое, что мне известно о безликих. Говорю про себя «то немногое», так как не могу отличить устойчивые иллюзии больного мозга от объективной реальности. Думаю, они преследовали меня всю жизнь, но доктор Литтл утверждает, что моей шизофрении всего восемь месяцев. До этого были депрессии и тревожные состояния, от которых, предполагалось, поможет клоназепам. Если бы я его принимал тогда, то развилась бы шизофрения? Если не предпринять каких-либо действий сейчас, что сделает со мной болезнь завтра?
Безликие — необходимо их вспомнить. Как давно они следят? Больше года — я в этом уверен. Фэбээровец, агент Леонард, сказал, что правительство приглядывало за мной с самой юности. Связано ли оно с безликими? Могут ли они контролировать больницу без содействия властей? Нет, наверняка я этого знать не могу. Это все паранойя. Нужно разбираться с фактами.
Первое: Ник, ночной уборщик, был из безликих. Уверен в этом — я его видел, прикасался к нему, будучи в трезвом уме под воздействием нейролептиков. При нем была бумага со сведениями обо мне, и она все еще у меня, и там написано то же, что я читал ночью. Галлюцинации почти никогда не бывают такими стойкими.
Второе: еще до уборщика я встречал других безликих. Они наблюдали издали, хотя никто, кроме меня, вроде ничего не заметил. Либо больница участвует в заговоре и помогает прикрывать его, либо я был единственный, кто их видел. Тогда у меня часто случались галлюцинации, так что, возможно, на самом деле никого и не было.
Останавливаюсь, пораженный неожиданной мыслью. Больница нашла убитого уборщика и сообщила Ванеку, но о его лице врачи не говорили. Да, возможно, они скрывают это, но что, если ничего особенного не заметили?
Что, если я вижу безликих не потому, что безумен, а потому, что наделен такой способностью? Все остальные почему-то видят обычных, ничем не примечательных людей, а я различаю их истинную природу.
Но нет. Это опять шизофренический нарциссизм, который убеждает меня в собственной исключительности. Гораздо разумнее предположить, что я галлюцинирую, а вовсе не обладаю каким-то сверхъестественным даром. И все же… Есть доказательства. У меня бумага уборщика. Достаю ее — слишком велико желание увидеть ее снова, прикоснуться к ней, убедиться, что я не псих. Она на месте. И это по-прежнему мое досье. Почтительно касаюсь ее и засовываю назад.
Есть и еще один неучтенный факт — медсестра без сознания. Если безликий уборщик явился по мою душу и больница была в курсе, почему женщина лежала без сознания? И куда делся охранник? Разумнее предположить, что Ник действовал сам по себе, наблюдал несколько месяцев, а потом, когда пришло время, вывел из строя возможных свидетелей, чтобы развязать себе руки. Но что он собирался сделать? Я обыскал его одежду и рабочие принадлежности — там не было ни лекарств, ни хирургических инструментов, ничего другого подозрительного. Только бумага и код от двери. Может быть, он собирался поговорить со мной?