Завтрак прошел в молчании — кроме обязательных и обыденных фраз, ничего более произнесено не было — каждый размышлял о своем. Анна раздумывала о планах на будущее — период в неделю, две — и далее, стараясь не касаться мыслей о том, когда их найдут. Женя же наслаждался своим сегодняшним утренним открытием, то и дело украдкой, а иногда и прямым взглядом рассматривая Анну. Она его внимательные взгляды периодически замечала, и когда они встречались глазами, тепло улыбалась — но в то же время витая в мыслях где-то далеко.
— Жень, я вот что думаю, — когда они поели, осторожно начала она: — Нужно бы сходить… к остальным в лагерь
Женя молча кивнул, и отвел глаза в сторону, чуть напрягшись — он понимал, что идти туда надо, но ему этого категорически не хотелось.
— Во-первых, показаться — мало ли, волнуются, — продолжила говорить Анна, — во-вторых, надо договориться, как связь будем поддерживать — спасатели же должны все-таки появиться.
— Да я же не против, — подняв глаза, пожал плечами Женя, — конечно надо сходить. Но не скажу, что с большой охотой, — после некоторой паузы пояснил он.
— Если хочешь, я могу одна сходить, — предложила Анна.
Женя не ответил, просто дернул губой, отвергая ее предложение.
— Жень, ну зачем тебе туда идти, если тебе неприятно, — еще раз попробовала Анна.
— Да брось ты, как будто тебе приятно, — легко ответил парень.
Анна больше не спорила — естественно, виду бы она не показала, но действительно, ей самой было некомфортно при мысли о том, что придется увидеть и даже возможно разговаривать с Георгием. И видеть безразличие дочери, которое буквально хлестало соляной плеткой по открытой ране в душе.
В путь двинулись без долгих сборов. Кошку Барсика оставили в лагере — с запасом еды. Несчастное, давно покинутое людьми животное — вновь обретя человека, лучилось спокойствием и счастьем — и даже не думало вылезать и облюбованного чемодана, уложенного в тени, периодически счастливо мурча сама с собой.
Женя с Анной, несмотря на некоторую внутреннюю напряженность, держались внешне спокойно — а выйдя из лагеря и вовсе непринужденно разговорились. Беспокойство как-то после этого ушло само собой, и к оставленному позавчера лагерю они подошли в приподнятом настроении. Здесь также никаких нервных встреч и разговоров не состоялось — Георгий и Ника были на рыбалке, Антон в лесу — собирал дрова, а в лагере оставалась одна Ольга, которая гостей встретила с нескрываемым радушием и радостью.
Вскоре подошел Антон с охапкой дров, и вместе с ним обсуждение перешло на деловой лад. По итогу договорились, что сигнальный костер будут поддерживать день через два — два дня здесь, местные обитатели, а один соответственно Анна с Женей. После они засобирались к себе, и Ольга вызвалась проводить их — посмотреть, где они устроились, а также узнать место, — на случай если появятся спасатели, или просто приплывет кто-то из местных жителей или туристов.
Ольге в гостях понравилась и она, искупавшись в лагуне, засобиралась обратно. Анна с Женей после этого вплотную занялись строительством жилища. Остаток дня, как и весь следующий, они только этим и были заняты — отвлекаясь только на рыбалку с приготовлением пищи, и на поддержание сигнального костра. И к вечеру следующего дня их усилия по постройке дома были вознаграждены.
— Ну, мы молодцы, — утирая пот со лба, резюмировала Анна итог деятельности. Женя стоял рядом молча — но также удовлетворенно взирал на результат общих трудов — примкнувшую к скале уютную хижину. Действительно, повод для гордости был серьезный — за два дня они вдвоем сумели построить замечательное и крепкое жилище, которое после подстилки из листьев на земле казалось хоромами.
На вбитых в землю сваях было закреплен каркас жердей и на них из бамбука настелен пол — стебли были крепко привязаны друг-к-другу с помощью волокон пальмовой коры. Стены соорудили из панелей, принесенных из заброшенного лагеря, подогнав их под очертания скалы — где-то обрезав, где-то нарастив. Была даже самая настоящая дверь — правда не на петлях, а просто панель, которая на руках отодвигалась в сторону. Но это была дверь! Также было окно со ставней — сохранившееся от прошлого строения.
Внутри было мило и уютно — кровать из мягких пальмовых листьев и романтически выглядящий в полумраке белый противомоскитный полог — который был в багаже у Анны, — она на всякий случай всегда подобные вещи с собой возила.
— Слушай, Жень, — Анна вдруг не выдержала — сжав кулаки, она неожиданно для самой себя подпрыгнула, как девочка: — Мы такие крутые!
Женя радостно улыбнулся, и вдруг повинуясь внезапному импульсу, подхватил взвизгнувшую от неожиданности Анну на руки и крутанулся на вместе с ней. Когда он поставил ее на землю, с некоторым опасением глянул ей в глаза, подспудно ожидая возмущения. Но Анна улыбалась, и в глазах ее не было ни тени недовольства. Еще раз улыбнувшись Жене, она подошла к дому, отодвинула дверь и заглянула внутрь, слегка изогнувшись — а парень остался на месте, любуясь ее фигурой и до сих пор ощущая на руках и теле память от прикосновения к ней.
— Завтра выходной? — обернулась Анна к Жене.
— Завтра выходной, — эхом ответил он, поспешно поднимая взгляд — глядя теперь девушке в глаза.
Анна, поймав взгляд Жени, слегка смутилась — первый раз в жизни она сделала что-то своими руками, и даже не что-то — а сразу дом построила, поэтому ее переполняла радость новизны, немного отвлекая от происходящего. В частности, от взглядов Жени — которые она замечала и тогда, когда парень об этом не догадывался.
Надо было срочно думать, что с этим делать — вполне определенные желания парня угадывались. Но, надо отдать ему должное, все же он старался хранить самообладание, сохраняя невозмутимый вид. Но Анна слишком много работала с людьми — поэтому читала его мысли как открытую книгу. Не сказать, что ей было неприятно старательно скрываемое влечение парня к ней, но это беспокоило, заставляя надеяться на более скорое обнаружение их цивилизацией: Анна не то чтобы боялась как-то Женю, просто она где-то даже сочувствовала — ловя на себе взгляды и представляя его чувства. И уважая выдержку, с которой он хранил видимость невозмутимого состояния.
— Поплыли завтра к рифу, — вырвав Анну из задумчивости, предложил Женя.
— К рифам? — удивленно спросила Анна.
— Да, а что? — уловил что-то в ее голосе Женя. Посмотрев вопросительно на Анну, он задумался, а она медленно-медленно покачала головой, не демонстрируя особого желания.
— Ты с маской плавала когда-нибудь? — поинтересовался Женя.
— Не, не пробовала, — ответила Анна. «И не хочу» — мысленно добавила она, едва не вздрогнув при воспоминаниях о том, как совсем недавно барахталась в море, жадно ловя ртом воздух и уже мысленно смирившись с тем, что сейчас пойдет ко дну. Да и до этого к морю она относилась с предубеждением — с детства, с того времени, как отец учил ее плавать. Анна тогда невероятно боялась — а отец был настойчив, заводя ее на глубину и отпуская руки — надеясь, что отсутствие дна под ногами заставит дочку плавать.
Плавать Анна все же научилась — но уже после двадцати пяти, когда вместе со Стасом начала ездить по миру. Но до сих пор испытывая дискомфорт на подсознательном уровне, купаясь в открытом море. Именно поэтому она никогда не погружалась с аквалангом вместе со Стасом — он и не настаивал, а Анна просто сопровождала его на катере — ей нравились морские прогулки. Удовольствие же от купания она могла получить только в бассейне, где четко представляла размеры водоема и глубину. И самое главное — видя и ощущая дно. Женя заметил отражение тени эмоций на лице Анны, и попытался заглянуть ей в глаза.
— Знаешь, я как-то не пробовала, но, если честно особо желанием не горю, — покачала она головой, отвечая на невысказанный вопрос.
— Может попробуешь? — негромко, но с чувством — хотя и без особой надежды поинтересовался он.
«Нет, спасибо», — хотела было ответить Анна, но Женя уже по мимике почувствовал ее грядущий ответ, и в его взгляде явственно можно было заметить расстройство.