Георгий рухнул ничком, а Антон — внутренне цепенея от своих действий, но продолжая двигаться — подскочил к упавшему и сев ему на спину, вжал его голову в песок. Вскоре Георгий дернулся — раз, другой, но вяло — от удара он потерял сознание, а сейчас, очнувшись, сил на сопротивление он найти уже не мог.
Антон, дождавшись того момента, как Георгий затих насовсем, вскочил на ноги, осматриваясь. Его заколотило крупной дрожью — такой, что лязгали зубы. Рядом никого пока не было — мысли о том, что кто-то сейчас может появиться, застав его на месте преступления, подстегнули даже больше, чем недавний испуг.
Времени рефлексировать не было — за оставшиеся минуты необходимо оттащить тело Георгия обратно на подстилку, затереть следы на песке, прибраться и привести в порядок сорванные жерди для копчения. И попробовать немного успокоиться. Впрочем, последнее необязательный пункт — вряд ли кто-то удивится волнению Антона, у которого в его присутствии только что скончался… кто?
— Друг! Товарищ по несчастью, мать твою… — проникновенно прохрипел Антон, подхватывая остывающее тело и напрягшись изо всех сил, волоча его к подстилке.
Он успел. Когда вернулись остальные, Антону не составило труда изобразить растерянность и потрясение от произошедшего — сбивчиво рассказывая о том, как у Георгия вдруг начались дыхательные судороги, после чего он дернулся и замолк навсегда.
Но сбивчиво рассказывая, даже периодически всхлипывая, внутренне Антон сохранял холодную трезвость мыслей. И постепенно его заполняло чувство глубоко удовлетворения — он доказал, что сильнее! Что он выше этого быдла, и теперь ничто не мешает ему занять лидерские позиции!
Его переполняло чувство власти, вседозволенности. Он уже представлял, как постепенно все вернется на круги своя — остальные должны, обязаны начать его слушаться, с замиранием сердца заглядывая ему в рот в ожидании!
И начать надо будет с Ольги.
Антон чувствовал сейчас себя подобно властелину мира.
— Пошли копать, — совершенно невежливо потрепал его по плечу Женя, вырывая из потока блаженных мыслей и перспектив.
Глава 37
Лагерь
Георгия похоронили неподалеку от лагеря. Ольга, как и Ника, не смогли сдержать слез, а Анна внешне сохраняла спокойствие — наблюдая как Женя и Антон забрасывают песком могилу.
После, как-то само собой получилось, что ночевать все вместе направились в лагерь Анны и Жени — спать на земле теперь опасались все, а в хижине все-таки пол был поднят на сваях. Не сказать, что Анна с Женей сильно радовались новым постояльцам, но чувства свои умело скрывали.
На следующее утро все двигались сонными мухами — никто еще не мог прийти в себя после внезапной смерти товарища по несчастью, но вернувшаяся после утреннего купания Анна всех расшевелила, надавав заданий — надо было и рыбы наловить, и сигнальный костер поддерживать, и бамбука заготовить. По решению Анны, озвученного с общего молчаливого согласия, было принято решение строить еще одну хижину — так как наличествующая для пятерых была тесновата.
Анну, когда она давала указания, из новоприбывших никто не перебивал — Антон до сих пор выглядел слегка растерянно — видимо испытывая шок после того, как при нем умер Георгий, Ольга была спокойна и покладиста, а вот Ника смотрела на мать вскользь, не глядя в глаза, — стараясь подчеркнуть вынужденность временной зависимости.
Женя тоже по большей части молчал, — держась в тени Анны, — но вставил несколько дельных комментариев — по поводу сигнального костра на оставленном пляже. После некоторого обсуждения его слов было принято решение организовать лагерь на противоположном берегу острова. Там, где был старый, только ближе — на пляже у самого утеса выложить на песке еще одну надпись «SOS», и продолжать поддерживать на берегу сигнальный костер.
После встряски, связанной со смертью Георгия, жизнь невольных заложников острова потекла несколько вяло, по накатанной — даже Ника, несмотря на бушующую у нее внутри жажду протеста, внешне сохраняла спокойствие и практически ни с кем не пререкалась, выполняя всю требуемую от нее работу. А такой оказалось неожиданно много — один только процесс добычи и приготовления пиши на пятерых занимал достаточно времени — с учетом того, что Женя с Антоном были заняты постройкой второй хижины.
Когда новый дом достраивался, Вероника сохраняла невозмутимость, но внутри нее угнездилась червоточина беспокойства — как решат разместиться после появления второго дома. Ее мать до этого ночевала вместе с Женей, Ольге по возрасту подходил Антон, к тому же Ника видела, как он теперь засматривается на ее толстую жопу, а вот самой Нике при подобном раскладе предстояло быть лишней… Но разрешилось все неожиданно — Анна как само собой разумеющееся разделила дома на женский и мужской — мысль, которая почему-то озабоченной Нике в голову даже не приходила.
После постройки второй хижины быт как-то наладился, шок после близкой смерти прошел и жизнь вернулась в привычную колею — лишь с тем изменением, что ночевали теперь все время вместе, в одном лагере. Дни же проводили раздельно — как минимум двое почти постоянно были на другой стороне острова, поддерживая сигнальный костер только в одном месте.
В очередной из дней, после завтрака к сигнальному костру направились Анна с Женей. Как-то так получилось, что вереница событий с переселением и с устройством быта лагеря на пятерых человек захватила их обоих достаточно сильно — сегодня был первый раз, когда они остались по-настоящему наедине.
Обычно у костра дежурила Ника, или Ольга — но вчера вечером инициатором дежурства выступила Анна, безапелляционно озвучившая за общим ужином план на следующий день, себе с Женей вменив в обязанности поход на пляж другого берега.
— Хоть отдохну немного, — добавила она напоследок. Не то, чтобы Анна сильно перетруждалась — но неожиданно именно она оказалась в роли главы небольшой группы робинзонов, и хотела просто расслабиться и позагорать, понежившись на солнышке — все же отпуск, как-никак.
Шагая рядом с ней по лесу, неся полотенца, острогу с ластами и запас еды, Женя раздумывал, как себя вести с Анной. После того, как окрик Ники вырвал их из объятий друг друга, у него по сути не было времени и возможности поговорить с девушкой — она же вела себя так, как будто между ними ничего не было, сохраняя дистанцию. Вот и сейчас, пока они шли к пляжу, Анна разговаривала с ним на отвлеченные темы, делая вид что не замечает его состояния. Вскоре спутники вышли на пляж и пробежав несколько шагов по мягкому песку, Анна бросила полотенце и подняв сплетенные руки, вытянулась, будто стремясь поближе к солнцу.
— Ну что, давай поработаем? — развернувшись на пятке, обернулась она к Жене.
Он же, даже прикусив губу от волнения, подошел к ней и остановился рядом.
— Ань… тогда, на пляже — ты и я, это было только на один раз?
Анна посерьезнела и опустила руки, неожиданно сделав шаг вперед, оказавшись так близко, что Женя почувствовал ее дыхание на своем лице.
— Дурак ты, — едва слышно прошептала Анна, и тут же закрыла губы Жени поцелуем.
— Подожди, — отстранилась она от парня через минуту, безуспешно пытаясь убрать его руки. — Давай хотя бы костер для начала разожжем! — произнесла Анна, еще более отстраняясь.
Костер они, конечно, разожгли. Только не сразу.
После, вдоволь насладившись друг другом и накупавшись, они лежали на песке и разговаривали. Анна неожиданно легко рассказывала парню о своей жизни, о проблемах, которые ей сейчас казались несущественными. Говорила о том, что вероятнее всего на работу больше не вернется — после резонанса, вызванного злополучным видео с Никой ей было откровенно неприятно болезненное внимание коллег. И кроме этого, сказала Анна — на фоне внимания городских репортеров к ней наверняка всплывет еще кое-что: как оказалось, когда она везла ночью Нику домой, ее остановила дорожная полиция и теперь Анне предстоял суд — у нее обнаружили алкоголь в крови — тот самый стакан виски, выпитый вечером, дал о себе знать.