Он был легким — губы едва коснулись губ.
— Доброй ночи, Элизабет.
Кристиан спустился на лифте вниз, пожелал доброй ночи Гэлэхеру, зная, что после его ухода Гэлэхер запрет дом так, что и блоха не проскочит, затем взял такси и поехал на квартиру к Сьюзен на Пятидесятую улицу. Она ждала его, как он и предполагал, как ей и следовало.
Хантера буквально трясло от желания.
— Сейчас же, — сказал он.
«Почему ты ее не заставишь делать то же самое?»
Но Сьюзен не произнесла этого вслух, а тут же повела в спальню и расстегнула “молнию” на его брюках. Сама процедура никогда не занимала у него много времени, особенно если он проводил вечер с “той”.
Потом он лежал на спине и молчал.
Сьюзен уже давным-давно научилась держать свои мысли при себе, а рот на запоре. Стакан бренди — вот что сейчас ему надо.
Что, размышляла она, есть в Элизабет Карлтон, чем не обладает она? Деньги, все дело в деньгах. Но что до этого Кристиану. Он богат, так богат, что — можно держать пари — не помнит, куда вложены его средства. Нет, в этой женщине было что-то еще, что-то особенное.
Наконец она сказала, и в голосе ее звучала неуверенность:
— Я беру уроки игры на фортепьяно. Этим она привлекла его внимание. Он потянулся за трубкой.
— О чем ты думаешь, Кристиан?
— Думаю, что ты можешь поступать, как тебе нравится, Сьюзен. Уже поздно. Благодарю тебя. Увидимся.., в пятницу, но, боюсь, это будет поздно вечером.
— Да, Кристиан, хорошо.
Она наблюдала, как он одевается и запихивает трубку в карман пальто, и ей хотелось заплакать.
Сенатор Чарльз Хенкл взял в руки запечатанный конверт, переданный ему экономкой, нетерпеливо кивнул головой. Он опаздывал на встречу, но письмо выглядело необычно. Во-первых, его доставили с посыльным, а во-вторых, на нем было написано:
"Личное и конфиденциальное”. Надпись сделана внизу конверта большими печатными буквами. Возможно, подумал он цинично, еще одно доброхотное деяние от неизвестного лица или лиц, которые, вероятнее всего, скоро объявятся, если он примет эту дань. Он подошел к письменному столу и сел. Взял свой старинный нож для вскрытия конвертов и осторожно подцепил плотную бумагу.
Внутри лежало с полдюжины фотографий размером восемь на десять. И больше ничего. Он взял одну, повернул ее лицевой стороной к себе — и застыл в неподвижности. Фотографии были глянцевые и цветные, и на них был запечатлен Брэд Карл-тон, стоящий, опираясь на ладони и колени. Другой мужчина, помоложе, трахал его — лицо выражало безумный экстаз.
Медленно, по одной, Чарльз Хенкл начал рассматривать фотографии. “Качество блестящее”, — подумал он, хотя голова его была как в тумане. Сколько деталей на этих фотографиях, сколько крупных планов! Но одна, от вида которой ему стало дурно, была особенно впечатляющей: Брэд целовал своего партнера, засунув язык ему глубоко в рот, рукой он сжимал его пенис.
Хенкл осторожно положил фотографии в конверт и запер ящик письменного стола на ключ. Он прошел из кабинета в ванную, и там его вырвало. Первой его мыслью, когда он полоскал рот, было: спала ли с ним Дженни? Боже мой, а что если у него СПИД? И ему захотелось убить Брэда Карлтона.
Он уехал из дома в Джорджтауне, не пожелав повидать жену и дочь. Подумал, может быть, стоит показать фотографии Дженни, но потом отказался от этой мысли.
Хенкл вернулся домой в полночь, прошел в кабинет и плотно закрыл за собой дверь. Потянулся к телефону. Хорошо же, маленький ублюдок, узнаем, дома ли ты и если дома, то для тебя, чертов сукин сын, будет лучше, если трубку возьмешь ты, а не другой мужчина.
Телефон прозвонил уже три раза, и Хенкл заскрежетал зубами.
— Алло, Брэд Карлтон слушает. Хенкл постарался взять себя в руки.
— Говорит Чарльз Хенкл, — сказал он. — Хочу повидаться с тобой, Брэд. Хочу, чтобы завтра ты вылетел в Вашингтон. Я встречусь с тобой в “Ля фуршетт” ровно в полдень.
— Но.., в чем дело, сэр? С Дженни все в порядке? Брэд провел рукой по волосам, стараясь собраться с мыслями. Он крепко уснул, было уже поздно, очень поздно. На другом конце провода слышалось тяжелое дыхание будущего тестя. Что, черт возьми, это могло значить? Он спросил снова, на этот раз более резким тоном:
— Сэр, с Дженни все в порядке?
— Да. Но непременно будь там, Брэд.
Джонатан Харли вышел из Первого народного банка в Филадельфии ровно в десять часов утра. На лице его сияла такая широкая улыбка, что встречные останавливались, а потом невольно улыбались в ответ.
— Десять миллионов долларов, — сказал он вслух. — Теперь я выбрался из трясины на свет Божий. Заем дали на три месяца, после чего он должен в течение месяца возвратить деньги. Времени навалом, а процентная ставка не так уж высока, не чрезмерна. Таковы были условия, зафиксированные на бумаге, на самом же деле он был на дружеской ноге со своим банкиром и в случае надобности мог получить любую отсрочку. Теперь он выкупит хороший кусок у Роз — как можно больше акций, через подставное лицо, потому что, если он заговорит с ней сам, она, возможно, плюнет ему в лицо, а дальше.., дальше у него появится возможность развивать и расширять свою компанию, как он и собирался.
— Я вижу, полный успех, — заметила Мидж при виде ослепительной улыбки на лице своего босса.
— Ты права.
— Мои поздравления.
Он кивнул и направился в кабинете видом человека, сознающего, что он хозяин положения.
— Вы это заслужили, — произнесла Мидж едва слышно. — Избавились от этой суки, своей жены, и теперь у вас достаточно денег, чтобы сделать шаг вперед.
Она улыбнулась своему текстовому процессору. Будь она лет на десять помоложе да не люби так своего мужа, тогда, возможно…
Через десять минут появился Джонатан. Его лицо было совершенно белым. Мидж вскочила на ноги.
— Что случилось?
Он молча подал ей письмо, которое она не стала вскрывать, потому что оно было помечено “ЛИЧНОЕ И КОНФИДЕНЦИАЛЬНОЕ”.
На конверте не было обратного адреса. Там стояли только имя и адрес Джонатана. Ее рука дрожала в то время, как она расправляла единственную страницу письма. Она закончила чтение и подняла глаза на своего босса. Теперь его лицо уже не было белым — оно раскраснелось от гнева, а нижняя челюсть ходила ходуном.
— Негодяи, чертовы ублюдки, — сказал он, обращаясь скорее к самому себе, чем к ней. — Это им так не пройдет.
По правде говоря, хотела поправить его Мидж, ублюдки — не вполне подходящее слово. За этим стояла женщина, очень влиятельная, очень могущественная женщина. Элизабет Ксавье Карлтон. И она хотела прибрать к рукам компанию Джонатана.
Чарльз Хенкл заказал перье. Он никогда не пил днем, но сейчас ему необходимо было выпить чего-нибудь крепкого. Взгляд не отрывался от дверей “Ля фуршетт”. Молодые люди, одетые по-деловому, входили в зал. В основном молодые правительственные чиновники. Ресторан пользовался популярностью у его приятелей, потому-то Хенкл и выбрал его.
Ровно в две минуты первого он увидел Брэда который подошел к хозяйке. Пунктуальный, сволочь.
Хенкл не встал с места. Лицо Брэда было озабоченным.
— Сэр, — сказал Брэд и протянул руку.
— Садись, Брэд, — ответил Чарльз. Брэд убрал руку и сел. Глаза его впились в лицо пожилого собеседника. Чарльз казался старше и более усталым, и Брэд видел, что глаза его смотрят напряженно. Что означала вся эта секретность и демонстрация властности?
— Вы в порядке, сэр? — спросил он, проявляя должную меру почтения.
— Нет, не в порядке, — ответил Чарльз. — И я совсем не голоден. Я пригласил тебя по единственной причине — мне не хотелось встречаться где-нибудь в парке. Предлагаю тебе заказать что-нибудь выпить, Брэд.
Брэд заказал скотч. В чем дело? При чем тут встреча в парке?
Чарльз выждал, пока Брэд не сделал добрый глоток виски из своего стакана. Потом сказал очень спокойно то, что отрепетировал заранее, чтобы не поддаться искушению и не наброситься на молодого человека: