Вик, кажется, понимает. Тоже видит в Ви что-то особенное. Дочь, которой у него никогда не было, взбалмошную девчонку, которой нравится раз за разом кидаться в опасность. Вот только нормальные дочери сбивают колени, а Ви приползает к нему со смертельными ранами, чуть ли не выпотрошенная — и Виктор снова безропотно принимается за дело.
— Я поклялся, что с Ви все будет в порядке, — упрямо хрипит Джонни. — Не люблю обманывать ожидания.
— Поразительно честные речи для террориста и убийцы.
— Да брось, Вектор, — посмеивается Джонни. — Ты же знаешь, что руки нашей милой Ви не так чисты, как кажется на первый взгляд. Мы с ней друг друга стоим. Мы — одно…
Мысли путаются, его смаривает сон, и Джонни немного отпускает себя — теперь можно расслабиться, отрубиться, зная, что о Ви позаботятся. Конечно, нечего тешить себя надеждами, что о нем кто-то подумает, но ради Ви Вектор способен на многое… И Джонни может ему довериться, измученный, сбегающий в сон от еще приходящей отголосками боли.
***
Ви приходит в себя… И это одно из лучших пробуждений за последние месяцы. Голова чистая, боли в мышцах нет, даже в ушах не звенит, и она пораженно улыбается, еще толком не разлепив глаза. Но, когда очухивается, осознает, что лежит на кресле Виктора, сразу подбирается…
— Что произошло? — спрашивает Ви.
— Ты не помнишь? — Виктор оглядывается, удивленно хмурится. Сидит за столом, возится с планшетом. — Ваш блистательный дуэт ворвался ко мне, потребовал, чтобы я срочно занялся твоими ранами… — рассказывает почти не раздраженно. — Это было странно, Ви. И сколько раз я говорил тебе не связываться с делами, в которых перевес явно на стороне противника?..
Слушая его вечные поучения, Ви кивает — скорее чтобы Виктор успокоился, чем действительно принимая его слова к сведению. Она и правда вспоминает заказ, перестрелку… В какой-то момент цепочка прерывается, но это, должно быть, неудивительно, если ей понадобилась срочная помощь рипера.
И все равно она чувствует себя странно отдохнувшей и выспавшейся.
— А что с Джонни? — хмыкает Ви, замечая, как Виктор пристально на нее глядит, словно ищет что-то. — Я так понимаю, вы с ним близко познакомились.
— Еще как, — улыбается Вектор. — Невыносимый тип. Если бы он был… ну, понимаешь, живой… я бы точно посоветовал тебе держаться от этого урода подальше. Но он… думаю, ему надо отдохнуть.
Ви пожимает плечами. Ей правда любопытно, что такое могло заткнуть вездесущего Джонни Сильверхенда, но, когда она об этом задумывается, до нее доносится какая-то смутная тень — боль, отчаянное упрямство, желание уберечь… Бешеный клубок эмоций.
Выходя из клиники, Ви думает, что ей и правда немного одиноко без надоедливых комментариев, но… наверно, иногда всем нужно время. А потом, когда он наконец объявится, они обязательно об этом поговорят.
========== 17. отречение ==========
— Нам надо поговорить, — заявляет Джонни неожиданно громко.
Ви хмыкает, приваливаясь к стене, прикуривает. Она бредет домой пешком, потому что сейчас ее любимый «Арч» в ремонте — колесо не пережило недавнюю перестрелку, когда она поспешно удирала с территории «Тигриных когтей», что-то погнулось… И ее безмятежную прогулку прерывает вот такое заявление.
Джонни без бронежилета и без демонически-красных авиаторов, а это значит, что дело серьезное.
— Ты удивительно пафосен для человека, который часок назад ехидно комментировал то, как я устраиваю разруху в гей-клубе, — вставляет Ви.
Ну, а что, заказы всякие бывают. Даже такие внезапные.
Она пытается отвлечь Джонни тем, что затягивается сигаретой — ядрено, горько. Он тот еще никотиновый наркоман, вечно мелькает рядом с призрачным куревом и крайне убедительно изображает дым в силу своих голограммных возможностей. Но в этот раз Джонни самоуверенно припирает ее к стенке — как будто Ви при желании не смогла бы пройти сквозь него, ничего не почувствовав.
— Ты должна мне пообещать, — говорит он, — что ни за что не отдашь мне свое тело.
Ви вздыхает. Она не понимает, почему Джонни выбрал именно это место и время, чтобы обсуждать такие важные вопросы, однако она чует — этот разговор зреет уже давно. С тех самых пор, когда в ее тупой башке, которая теперь, разумеется, общая, начали проскакивать мысли о том, чтобы просто… уступить.
Джонни не из тех, кто принимает бессмысленное самопожертвование, да и Ви… Она с ужасом понимает, на что обрекает его: мучиться в чужом теле, и дело даже не в том, что оно ему не родное, а в том, что он в зеркалах вечно будет видеть лицо Ви. Ви, которую он убил против своего желания. Слышать ее голос, видеть ее шрамы, татуировки, родинки, складывающиеся треугольниками. Чувствовать отголоски ее прошлого, перехватывать картинки. Это сведет его с ума.
Как и то, что Ви ему не чужая, не просто тушка, с которой он получил чудесный второй шанс — нет, она ему почти как сестра, и это невыносимо тяжело, будто монолитная плита упала на грудь. Все ребра — всмятку, а осколки злобно вгрызаются в сердце.
— А что если выхода нет? — огрызается Ви. — Если я умираю… и что-то никто не спешит нам помогать? Так хотя бы ты будешь жить, раз мне суждено сдохнуть… Джонни, я и так уже задержалась на этом свете на пару месяцев. Мне вышибли мозги…
У нее было время примириться с тем, что ей прострелили голову, спасибо. Эта мысль почти даже не пугает. Будто все, что происходит с ней теперь, — адские муки, которые она заслужила, греша направо и налево. Это многое бы объяснило, потому что Ви иногда кажется, что в ее жизни происходит невообразимый ебанутый сюр.
— А я заграбастал себе лишние пятьдесят лет, Ви! — рычит Джонни, глядя своими темными звериными глазами. Ви в который раз думает: должно быть, очки он носит, чтобы люди не бежали от него без оглядки. — Если по справедливости, то это я должен уступить и спокойно отчалить в небытие…
— Да как ты не понимаешь! — обрывает его Ви. — Я обречена, а у тебя еще есть шанс прожить нормальную жизнь!
Ее не заботит то, что она спорит с мертвецом в грязной подворотне, едва не давясь сигаретой от возмущения. Улица шумит где-то рядом, но Ви наплевать. Она чувствует себя уже мертвой, несуществующей — уверенная, что никто не обратит на нее внимания. Это же, сука, Найт-Сити. Город, в котором всем на тебя плевать.
— Нормальную жизнь?! — ошалело вторит ей Джонни. — Носить твое лицо, как маску, называться твоим именем, встречать твоих друзей, которые справляются о здоровье дорогой Ви, принимать звонки от твоей девушки, которая нахер не понимает, с чего ты ее бросила?! Это ты называешь нормальным? Даже если я уеду, я не смогу сбежать от своего… твоего, блядь, тела!
Ви прикусывает губу, молчит. Это звучит херово. Да, по-настоящему больная безумная хуйня — занять чье-то место. Но почему-то ей казалось, что по сравнению со смертью…
— Это нихуя не будет похоже на жизнь, — злобно орет Джонни чуть ли не ей в лицо, — потому что там не будет тебя, маленькая ты тупая сука!
Она понимает, что плачет, только когда рукой тянется вытереть слезы. Или, возможно, Джонни это делает, на миг перехватив управление. Уже невозможно отличить.
Джонни Сильверхенд не умеет любить и ценить людей. У него это выходит не лучше, чем у псины, которая смыкает зубы у тебя на ноге капканом — удержать, не отпускать, мое. Джонни — спутанный клубок обжигающих эмоций. Эгоистичных, злых, но всегда — слишком искренних.
— Ненавижу, — хрипит он.
Не уточняет — ее, себя или весь ебаный мир. Всех сразу.
— Не вздумай отрекаться от жизни, просто потому что ты добренькая, Ви, — просит он, и в этом правда слышится какая-то пиздецовая мольба. — Ты же сильная, и ты знаешь, что в этом городе нужно сражаться, выживать. Покажешь слабину — тебя тут же сожрут. Так и здесь. Ты будешь сражаться до последнего, иначе… — Он не знает, что придумать, чтобы пригрозить. Что может быть хуже смерти, которую Ви уже где-то подсознательно готова принять вместо него. — Иначе ты мне никто, Валери, — огрызается Джонни, сдаваясь.