Просыпаясь по ночам, она еще долго трясется в постели, съеживаясь, чуть не плача от счастья, что она не где-то в пылающей Мексике, а в безумном шумном Найт-Сити. Да, здесь шансов умереть столько же, а то и больше, и разумом Ви это осознает, но она в ужасе от жестокости войны, разрывающей мир на части. От того, что безумная битва не прекращается, что не получится от нее спастись, забившись в свой тихий угол.
Но все дело в том, что война эта не останавливается, что Джонни от нее никогда не сбежит, не отвлечется. Вся его юность прошла на войне, разъебавшей его голову, превратившей все мысли в какую-то озлобленно-дерганную мешанину из злости и отчаяния. Шрамы на теле — и те не такие страшные.
В какой-то момент Ви кажется, что идея не спать — самое блестящее, что она может придумать, но ее все равно уебывает сложный день и несколько приступов, ставших уже привычными. Она попросту отрубается, и война приходит к ней еще страшнее — в лицах и именах. Джонни все еще помнит некоторых сослуживцев, хотя все перемешивается и сходит с ума. Кличек слишком много, испуганных юных лиц, глаз, в которых медленно угасает жизнь — еще прежде, чем их пробьет пуля.
Ви улавливает какого-то мальчишку — такого же наивного, как и Джонни, но он все равно другой. Светло улыбающийся, подбадривающий друзей. Очень радостный, несмотря на то, что все они предвещают кровавую баню впереди. У него в кармане всегда лежат фотографии семьи, любимых сестер. Он рассказывает про них гордо.
Убивают его в первом же бою.
Джонни даже забывает его имя. Только образ остается, отпечаток.
Просыпаясь, Ви снова дрожит, задыхается. С трудом встает, находит бутылку воды, чуть не захлебывается. Оборачивается к кровати, уже зная, что увидит сгорбившегося там Джонни. Невидящим взглядом он утыкается в пол.
— Почему он погиб? — устало спрашивает Ви. — Он гораздо больше достоин жизни, чем многие из тех, кого я знаю. Чем мы с тобой!
Она не знает, кем стал бы этот светлый мальчишка, но что-то подсказывает Ви, что вряд ли пошел бы убивать за людей за деньги… или взрывать башню «Арасаки» и половину квартала заодно.
— Потому что жизнь — несправедливая сука, — ухмыляется Джонни. — Потому что война — еще хуже. Она тебя пережует, трахнет и убьет. Не обязательно в таком порядке, конечно.
Ви шатается ближе, садится рядом. Где-то в темноте своей ночной жизнью возится кот. Джонни смотрит на нее рассеянно, когда Ви мрачно пялится на него. Она тянется к жетонам на шее, привычно проводит по ним пальцами, и это немного успокаивает. Удивительно — но этот обломок войны заставляет ее чувствовать себя лучше.
— Почему ты не хочешь просто это отпустить? — вздыхает Ви.
— А у меня есть выбор? — Джонни поднимает хромированную руку, двигает пальцами с душераздирающими щелчками — как будто того и гляди протез сломается.
— Не знаю. Ты тащил это везде за собой, Сильверхенд, в песни, в жизнь, в свои цели… Ты до сих пор…
Он рассеянно глядит на потрепанный бронежилет, в котором и погиб, качает головой. Джонни как будто не замечает — конечно, он же голограмма, электронный, блядь, призрак, он, может, вообще себя не видит, только если глазами Ви. А выглядит он именно так, как сам себя воспринимает, как хочет себя показать…
— Я… щас, дай мне минуту, — хрипло говорит.
Ви прикрывает глаза, потому что наблюдать, как твой друг, подрагивая, исчезает, чтобы потом медленно проявиться заново, — это что-то неправильное. Разрушающее их нестройную иллюзию нормальности — хотя кого они обманывают… Она уговаривает свое неповоротливое испуганное сознание не проваливаться в сон, когда смыкаются веки, потому что там ждет нечто гораздо более худшее.
Джонни возвращается к ней без бронежилета, в любимой майке с оскаленным лого «Самурая», задумчиво глядит на Ви:
— Так лучше?
— Не знаю, ты мне скажи.
Он тихо смеется — очень устало, очень по-настоящему. Ви любит наблюдать за ним; обычно она ищет изъяны иллюзии, но сейчас старается заметить то, насколько он старается быть живым. Как нервно подгибает пальцы, как отбрасывает с лица неровно лежащую прядку. Не важно, сколько сил у нее это отнимет, оно того стоит.
— Я никогда ни с кем об этом не говорил, — признается Джонни. — Потому что… все знают, что та война была сплошным пиздецом, и я даже не понимаю, как это выразить. Она осталась у меня в памяти не словами — огнем и болью. Я старался рассказать об этом через музыку, но… Никогда не пытался просто поговорить. Да и к кому мне пойти с таким пиздецом? Керри бы не понял, Бестия вечно думала о себе, неудивительно, что у нас, двух эгоистов, ничего не могло получиться, а Альт…
— С Альт ты вообще особо не разговаривал, — едко вворачивает Ви.
— Да, было дело, — он ухмыляется. — Ты первая, кто понимает это по-настоящему. Возможно, я даже немного благодарен… всему этому. Иначе не получилось бы разделить.
Он прекрасно знает, насколько воспоминания о войне пугают Ви. Потому что он сам в диком ужасе. До сих пор — все тот же мальчишка, которому оторвало руку и переебало половину тела, что шрамы толком не смогли убрать. Ви глядит на шею, где старыми полосами расцветает отметина войны. Еще немного — и отпечаталась бы на лице.
— Тебе нужно отдохнуть, — бормочет Джонни. — Возможно, я смогу перетянуть эти сны на себя…
— И вариться в этом бесконечно? — жестоко спрашивает Ви. — Херовая затея.
— Так прошла вся моя жизнь. Я просто привык к этому.
Ви упрямо фыркает, устраиваясь на кровати.
Во сне они оказываются вместе, плечом к плечу.
Комментарий к 8. война
в изначальных концептах у Джонни ОЧЕНЬ МНОГО шрамов с войны, и мне чертовски нравится эта версия, не буду скрывать: https://tinyurl.com/yphyn9xt
========== 9. волшебник ==========
Комментарий к 9. волшебник
теперь новые части будут выходить раз в три дня (у меня три райтябрьских сборника, и я их чередую!)
— И что она нам предлагала? — спрашивает Ви.
Ее сковал очередной приступ, и она ненароком прослушала, что ей пыталась продать миловидная девушка с аккуратным личиком и фигурой порноактрисы. Интересно, сколько из всего этого — настоящее. Но одно ясно точно: это рынок в Джапан-тауне, тут все пытаются что-то продать.
Неон бьет по глазам, Ви лениво трет правый. И радуется, когда понимает, что на ладони не остается размазанных кровавых полос, ничего такого.
— Обещала волшебную ночь, — гнусно ухмыляется Джонни.
— О, вероятно, это значит, что меня огреют по голове и ограбят? — иронично высказывается Ви. Она прекрасно знает, как работает жизнь. — Мой любимый фокус с исчезновением, понимаю.
— Однажды ты попалась.
— Блять, не начинай…
Ей до сих пор стыдно, что она купилась на какой-то уникальный брейнданс и решила заценить его из обруча продавца. В то время Ви думала, что ей нечего терять, раз уж она все равно медленно умирает, но с тех пор ее фатализм несколько поутих. Они вспоминают это, перешучиваясь, хотя в тот раз Ви было не до смеха: она чуть не откинулась от ужаса, когда пришла в себя на холодном кафельном полу рядом с полуразобранными телами.
— Вообще-то девчонка симпатичная, — вставляет Джонни, когда Ви, хмуро отряхиваясь, идет по дождливой улице. — Чем-то напоминает одну мою знакомую…
— У твоей знакомой уже должны быть внуки, — отрезает Ви.
— Бля, ну зачем ты так со мной. В моих воспоминаниях она охуенно крутилась на шесте…
Ви пожимает плечами. Вообще-то сейчас такой век, что и столетнюю старушку можно принять за ее ровесницу, а что до шестов — тут дело каждого. Керри не намного старше той девчонки, образ которой она смутно улавливает из памяти Джонни, но представить его на шесте вполне себе получается… Джонни мученически стонет.
Вообще-то ночь Ви и так достаточно волшебная. Правда, речь идет скорее о некромантии и разговорах с духами. Не та магия, которой она хотела бы заниматься… Впрочем, Ви никогда не была суеверной, а Джонни — не какое-то посмертное видение, а оцифрованная душа. Возможно, в будущем такое будет обыденностью, как и импланты, но пока что их история и правда звучит как-то… магически.