Но когда его хвост проскользнул между ее ног, это было уже слишком, слишком быстро, и ей пришлось притормозить. Поцелуи — это одно, а секс — совсем другое. Целуясь, она словно узнавала его, медленно меняя их отношения друг к другу. Она не собиралась с кем-либо совокупляться, пробыв на поверхности планеты меньше суток. Мойра просто еще была не готова. Она знала Тройи дольше, чем большинство своих сексуальных партнеров, которые относились к мимолетным связям. Не исключено, что потенциально это был тот самый мужчина или один из них, с которым она собиралась провести всю свою жизнь.
Он сел рядом с ней и стал уминать за обе щеки свою груду фруктов. Она оставила его, чтобы пойти и выпить воды из запечатанной емкости в ее рюкзаке, на этот раз не сумев насладиться кокосовой водой. Она откусила кусочек от протеинового батончика, потому что они были разработаны специально для пищевых потребностей человека, а затем положила остатки обратно, потому что они определенно были разработаны не для вкусовых рецепторов людей. Она достала расческу и причесалась, потом взяла зубную щетку и пасту, намереваясь продолжить то, что начала.
Но вскоре стало ясно, что в планы Тройи не входил немедленный спуск. Он сидел, наблюдая за ней, его хвост лениво извивался за его спиной. У него по-прежнему был стояк — который не проходил — так что, возможно, он все еще был болен, но уже выздоравливал. Казалось его жар спал и был совсем не таким, как вчера.
Если он не собирался спускать ее вниз, значит она здесь застряла, но это ненадолго. Она высунула голову из-за края площадки и глянула вниз, стараясь игнорировать головокружительный крен в голове. Ей гораздо лучше, чем раньше, удавалось переносить высоту. Она практически не видела земли между листьями, да и площадка Рут была скрыта от ее глаз. Ей придется позвать на помощь.
Она откашлялась.
— Рут? — неуверенно крикнула она, сомневаясь в том, что была достаточно громкой. Тройи позади нее что-то проворчал и подобрался ближе, присел рядом с ней на корточки и положил руку ей на спину. Она попробовала еще раз.
— Мойра? Ты меня зовешь?
Мойра не могла понять, откуда доносился голос Рут, листья приглушали звук.
— Да. Я застряла. Не могу спуститься. Он все еще болен. — Она надеялась, что Рут поймет, кого она имела в виду, поскольку не хотела называть его имя, когда он был рядом с ней.
Последовала пауза, а затем Рут отозвалась:
— Хорошо, я попрошу Грона помочь.
За этим последовал обмен взглядами между Гроном и Тройи, который она старалась избежать, пока в конце концов он не отпустил ее и не лег. У Мойры сложилось отчетливое впечатление, что она каким-то образом задела его чувства, но ей надо было пописать.
К счастью, Грон быстро спустил ее вниз, и она оставила его у подножия дерева. Мойра подхватила рюкзак, который оставила на земле прошлой ночью, и Рут пошла с ней к пруду, пока она перечисляла все те припасы, которые дал ей Т'Лакс. Они пересекли поляну и направились к тому месту, где к дереву был привязан Крану. Ей было неловко, поэтому она склонила голову, когда они проходили мимо него. Он смотрел на нее все с тем же напряженным вниманием, но не пытался освободиться, не рычал на нее и даже не предпринял попыток с ней заговорить. Он больше не произносил ее имени.
— Неужели они все время держат его в таком положении? — в замешательстве спросила Мойра, когда они покинули поляну.
— Грила время от времени развязывает его, полагаю, чтобы он мог… э-э… размять ноги, — ответила Рут. Она не казалась обеспокоенной.
— Это наказание или что?
— Понятия не имею.
Мойра была немного раздражена тем, что Рут не возражала против того, чтобы Крану держали на привязи изо дня в день, но решила не спорить. Они верили только тому, что видели; они не могли спросить, а Мойра не знала, каковы будут последствия, если она попытается изменить ситуацию.
Мойра проделала свой утренний ритуал, заметив, что уровень воды в пруду опустился почти до минимума, превратившись в широкую неглубокую лужу. Если в ближайшее время не пройдет дождь или на этой планете каким-то образом не появится вода, банные процедуры останутся в прошлом.
Когда они вернулись на поляну, то обнаружили, что Грон, Грисс и Бру сооружают ступеньки для Мойры, очень похожие на те, что были у Рут, чтобы она могла подниматься на свою площадку самостоятельно. Рут, казалось, была чрезвычайно довольна этим, подбежав к Грону и взволнованно что-то защебетав, благодаря его, как будто он сделал это для нее. Даже находясь за пределами досягаемости, Мойра была уверена, что там присутствовал какой-то невербальный способ общения, и снова она сморщила нос, глядя на эту сладкую влюбленную парочку. Когда дело касалось Грона, Рут так явно демонстрировала свою любовь, что Мойре было больно на них смотреть.
Вместо этого она поймала себя на том, что смотрит на Крану. Он сидел в нескольких футах от Мойры и не сводил с нее глаз. У Рут и Грона наверно был медовый месяц, но разве не этого хотела Мойра теперь, когда решила остаться? Разве ее жизнь здесь не станет более терпимой, когда она полюбит пришельцев? Разве не любовь стала причиной того, что произошло у нее с Тройи?
И Крану. Она поняла, что он должен был стать частью этого. Она поцеловала Тройи, но ее все еще тянуло к Крану, даже при том, что он был связан и снова напугал ее прошлой ночью. Но она была не настолько объята страхом, чтобы удариться в бега, как тогда, когда сбежала на космический корабль. В конечном итоге, она не остановит его, когда он за ней придет. И когда этот день настанет, ей потребуется какой-то фундамент для создания отношений.
Она быстро нашла фрукты и направилась к нему. Он напрягся, когда увидел, что она приближается, заерзав в своих путах так, что ей пришлось укрепить свою решимость. Она не знала, чего он хотел от нее, но судя по тому, как он смотрел на нее, освобождаясь от лиан прошлой ночью, он хотел либо ее тела, либо ее смерти. Только желание или ненависть могли вызвать такую реакцию у мужчины, и теперь, когда он был связан и не мог причинить ей боль, лучшего времени, чтобы выяснить это, нельзя было и придумать.
Мойра опустилась на колени на расстоянии вытянутой руки, настолько близко, что буквально вторглась в его личное пространство, и почувствовала, как по ее коже пробежал холодок, от которого волосы встали дыбом.
— Мойра, — прорычал он, эффектно использовав единственное слово, которое знал.
Мойра поспешно сняла толстую кожуру с плода, который держала в руках, внутри напоминающего манго, а снаружи — зеленую скорлупу каштана без шипов. Сок забрызгал ей руки, но она не боялась испачкаться. Она подняла плод и показала ему, чтобы он понял, что она задумала, прежде чем дотронется пальцами до его зубов. Он не возражал, но когда она поднесла руку к его губам, он зарычал так тихо, как никогда раньше, и отвернулся.
Либо она стала лучше разбираться в этих инопланетянах, либо они не так уж сильно отличались от людей. Он был настроен воинственно, ему не нравилось быть беспомощным, он не хотел, чтобы она его кормила. Мужская гордость, похоже, была присуща всем мужчинам.
Ее это вполне устраивало. У нее были дела поважнее, чем сидеть рядом с ним и кормить его, как младенца. Если он не хочет, она не станет его принуждать. Но она чувствовала беспокойство, оставляя Крану на попечение матери, которую до сих пор нигде не было видно. У нее складывалось впечатление, что Грила — это железный кулак без бархатной перчатки. Забота о детях не входила в список ее любимых занятий, на это явно указывало отсутствие в окрестностях ее младшего сына.
Проблема заключалась в том, что Мойра по опыту знала, что Крану много ел. Это были одни лишь фрукты, но он часто их поглощал, когда они сюда шли. Похоже, у Гэндри было так заведено: они ели только тогда, когда были голодны, без установленного времени приема пищи. Судя по отсутствию косточек и кожуры поблизости, Мойра поняла, что он недополучал то, чему обычно отдавал предпочтение. Один манго-каштан этого не исправит, но что-то подсказывало ей, что он отвергал ее не потому, что был сыт.