Оно такое соленое, что у меня, наверное, прямо сейчас начинается отек лодыжек. Как это можно вообще назвать едой?
Я выплевываю то, что запихнула в рот, затем отправляю Деклану еще одно сообщение.
«Если ты пытаешься меня отравить, то у тебя получилось».
Он не ответил ни на одно из прочих сообщений, так что на этот раз я тоже ничего не жду. Но через несколько секунд приходит ответ.
«Наконец-то, несколько хороших новостей».
Я отвечаю на этот выпад с улыбкой:
«О, смотрите-ка, кто тут у нас снова хохмит. Можно ли утверждать, что в твоем чувстве юмора есть толика утраченного очарования?»
Его ответ приходит так быстро, что не уверена, как ему удалось его напечатать.
«Пожалуйста, не перебивай меня, пока игнорирую тебя».
На это я только смеюсь в голос.
«Молодец, старикан. Кстати, сколько тебе лет?»
«Относительно других - сорок два. Относительно тебя, мне кажется, что сорок две сотни».
Он старше, чем выглядит. Улыбаясь в экран телефона, я бормочу:
— Ой. Дикарь.
Я раздумываю, не отправить ли что-нибудь еще в ответ, но решаю оставить за ним последнее слово. Может быть, это поднимет Деклану настроение, когда я увижу его в следующий раз.
Наверное, нет, но я попробую.
В шкафчике под раковинами в его огромной ванной комнате нахожу аспирин, неоспорин, перекись водорода и бинты. Я запиваю две таблетки аспирина глотком воды из-под крана, затем принимаю душ. Конечно, сначала заперев дверь ванной.
Закончив с душем, вытираю волосы полотенцем, снова надеваю трусы Деклана, рубашку и сажусь на унитаз, чтобы заняться подошвами ног. Я дезинфицирую их перекисью, смазываю антибактериальным кремом и накладываю повязку на несколько самых серьезных порезов.
Затем, когда мне больше нечего делать и нет телевизора, который можно было бы посмотреть, решаю попытаться хорошенько выспаться.
Я уже перерыла все его ящики. Деклан не хранит ничего личного в личном пространстве, что само по себе кажется мне весьма занимательным. Ни фотографий, ни книг, ни украшений, ни записок. Ни один предмет в спальне Деклана не позволяет сказать, что он здесь живет. Если не считать его одежду, аккуратно развешанную в шкафу, причем с такой дотошной аккуратностью, сложенной в ящиках, что только по ней можно было определить, что здесь обитает мужчина. Все остальное здесь было нейтрально заряжено.
Обезличено.
Деклан мог бесследно исчезнуть в любой момент, и никто никогда не узнал бы, что он был здесь.
В чем, возможно, и был весь смысл.
Но именно это подстегивает мое любопытство. О нем и его жизни, о том, что могло заставить мужчину так обезличиться в своем собственном доме. Может быть, у него в гостиной чертова туча семейных фотографий, но почему-то я в этом сомневаюсь.
Почему-то я сомневаюсь, что у него есть семья. То есть, не считая мафии. Помимо своих братьев по оружию, Деклан очень похож на волка-одиночку.
Мне не всегда можно много чего сказать, но я всегда интуитивно разбиралась в людях. И если интуиция меня не подводит, то у человека, который держит меня под своей крышей, секретов больше, чем обычно бывает у человека его положения.
Я подозреваю, что в его пресловутом шкафу найдутся не только скелеты. Там запросто поместятся кладбища костей и секретов.
Откинув угол черного шелкового одеяла, я забираюсь на кровать и устраиваюсь поудобнее. После того, как я лежу неподвижно в течение нескольких минут, автоматическое освещение гаснет. Я погружаюсь в сон под звуки своего урчащего желудка.
Некоторое время спустя я просыпаюсь от звука дыхания рядом со мной.
Даже не открывая глаз, я знаю, что это Деклан. Аромат мяты с перчинкой сразу выдает себя, как и тепло, которое он излучает. Температура тела этого парня всегда на максимуме.
Через мгновение Деклан говорит хриплым от усталости голосом:
— Комнаты для гостей заняты. Как и диван. И я не могу заснуть, сидя в кресле.
— Я и не собиралась предлагать тебе этого.
Некоторое время мы молчим, пока он не произносит:
— Ты ничего не съела.
— Мне не хотелось бы заработать диабет.
Шорох на подушке рядом с моей заставляет меня открыть глаза — Деклан лежит на спине с повернутой головой и смотрит на меня. Он снял пиджак и ботинки, но в остальном почти полностью одет. На его челюсти пробивается темная щетина. Отяжелевшие веки скрывают голубизну его глаз. Он очень, очень красив.
— Ты не беспокоишься о том, что проснешься рядом со мной в постели?
Я зеваю.
— Я ведь тебе не нравлюсь. Ты мне не нравишься. Вероятность случайного изнасилования сводится к нулю.
— Многие занимаются сексом с теми, кто им не по душе.
— Перестань звучать так расстроенно. Я не оскорбляю твое мужское достоинство. Я уверена, ты мог бы изнасиловать меня, если бы захотел, но знаю, что ты этого не сделаешь. К тому же, ты дал мне слово, что не причинишь мне вреда. Так что не собираюсь беспокоиться еще и об этом.
Я старательно игнорирую небольшую интермедию в его шкафу, потому что кто, черт возьми, знает, что там было? Это не я.
Деклан поворачивает голову, смотрит в потолок и через некоторое время говорит:
— Ты чокнутая.
— Спасибо.
— Господи. Ты считаешь, что каждое оскорбление — это комплимент. Твое эго похоже на тефлон.
— Тефлон? Нет. Что-нибудь гораздо более жесткое, чем тефлон.
— Серьезно, как ты можешь быть такой чертовски равнодушной ко всему? Единственный раз, когда ты разозлилась на меня по-настоящему, это когда я заткнул тебе рот своим галстуком. Но в ту минуту, когда снял его, ты поблагодарила меня и снова стала... собой.
В его голосе слышится раздражение. Шокирующе.
— Я наилучшим образом использую то, что в моих силах, а остальное принимаю так, как это происходит10.
Между нами повисает долгое молчание. Хотя на самом деле в комнате не так уж тихо. На самом деле здесь довольно громко, громко и гулко, как в пещере, молчание отдается от стен эхом его недоверия.
— Ты... ты только что процитировала Эпиктета?
— Ты знаком со стоиками?
— Ты, блядь, издеваешься надо мной. Ты действительно цитировала Эпиктета.
— Хорошо, что у меня есть то тефлоновое эго, в наличии которого ты меня только что обвинял, потому что мои чувства были бы по-настоящему задеты прямо сейчас, гангстер. Размер моего интеллекта не обратно пропорционален размеру груди.
Деклан повышает голос.
— Тебя чуть не отчислили из колледжа. Черт возьми, ты завалила экзамен по английскому, а ведь это твой родной язык!