Выбрать главу

Я лежал на кушетке, один в атриуме. В имплувии уже отразился свет Авроры. Я давным-давно отправил слуг спать. Вот что, наверное, чувствовал Эдип, только он не знал. А я знал. Нет, тут было что-то еще. Я мельком увидел живую переменчивую юность Прокулеи до того, как ее красота достигла совершенства, которому я был свидетелем. Расимах обессмертил эту красоту, но мне вспомнилась строка из банального стихотворения его товарища: «Я памятник себе воздвиг…».[83]

Но он… Я снова взял книгу и в слабом свете Авроры читал его горестные раздумья. Не превратил ли он свою возлюбленную в гулящую девку, всем напоказ выставив ее прелести? «Нравилась, видно, ты всем: недаром ты мною воспета / Ты через нашу любовь многих любовь обрела».[84] Мне пришла на ум строка «В одну короткую ночь…»,[85] а на смену ей в памяти всплыла сцена в Байях, как Квинт облизывал губы, пока я читал ему стихи вслух. Разумеется, тогда я понятия не имел, что эта возлюбленная, способная вдохновить мужчину на столь поистине олимпийские подвиги, была моей матерью. Я снова перечел: «Как сводня, я восхвалял ее прелести, путь проложил другим в храм…» Мне казалось, я иду по пути, который он наметил, и под светом Авроры меня осенило, что когда-нибудь эти стихи будут единственным, что останется от Прокулеи. Непогода и время превратят в пыль изысканную скульптуру Расимаха. Какой-нибудь неизвестный купит дом Цецины, и атриум украсят другие изваяния, а бюст Прокулеи изгонят в сад. По Риму прокатятся войны, какой-нибудь Ганнибал[86] не остановится перед воротами города, какой-нибудь солдат-иноземец увезет бюст в Африку, в Персию или в Британию, корабль тонет, и статуя упокоится в иле на морском дне. Я вздохнул. «Как сводня, я восхвалял ее прелести…» Гораций, Проперций, Тибулл, Катулл,[87] хвала богам, что у Рима достаточно таких сводней. Опустив свиток, я отмел эротические мысли о юной Прокулее, даже если никогда не считал их преступными. Он увековечил ее в стихах, превратив в блудницу-невинницу, доступную одному и всем.

Чтобы занять себя, я обратился к подсчетам. Когда я родился, отец уже был год как дома. До того он почти два года провел в Египте, где его задержала болезнь и, возможно, тайное поручение императора. В конце концов, они с императором дружили с тяжелых времен Гражданской войны. Потом он вернулся в Рим, и в том же году родился я. Но когда он лежал больной в Египте, Прокулея вдруг решила его навестить. Она мне часто про это рассказывала: когда я был ребенком, такие истории всегда меня развлекали. На их корабль напали пираты, и хотя кораблю удалось уйти от погони, он был так поврежден, что не достиг Египта и едва-едва смог добраться до Остии.

Я снова поднес к глазам свиток. Светало, слова были видны яснее. Я читал пропемтикон[88] моему отцу. А в следующем рассказывалось, как беременная Коринна[89] едва избежала смерти, пытаясь избавиться от плода. Было ли это поспешное путешествие предпринято для того, чтобы узаконить появление на свет моего старшего брата? Или моей старшей сестры?

Отец исцелился, вернулся домой и, заняв свое место в сенате, стал готовиться к новому назначению. Прежде, чем настал его черед и он отбыл в Паннонию с Марком Агриппой,[90] Прокулея родила ребенка. Все было улажено. Спасибо пиратам. Теперь я знал, кто я. И решил

12

и отверстие тут. Трудность в том, что, когда заслонка соскальзывает под него вот здесь, она тянет [3 стр. ] Агрикола только покачал головой.

— И как это только тебе в голову пришло, Квест?

— Как?

Я положил деталь и стал смотреть, как мимо резво плывут, направляясь в Остию, грузовые корабли, как надуты ветром их паруса, как сидят без дела гребцы. Перед моим мысленным взором предстали холмы Далматии, четыре сверкающие шеренги, велиты, возвращающиеся в тыл между манипулами гастатов, принципов и триариев, выступающие вперед, чтобы слиться в плотный серебристый строй — как машина.

— Как бы то ни было, Квест, мысль гениальная. Но заслонку придется выковывать, как меч, закалять и [5 стр. ] я смотрел вслед отчалившему кораблю. Гребцы мерно поднимали и опускали весла. На меня накатило уныние, но я снова заметил энергию вздымающихся весел и то, как

13

но я потерпел неудачу. Император пообещал Флаку подумать. А ведь он нездоров, Квест. Я слышал об этот от Аницеи. Бедняжка совершенно лишилась рассудка. Она едва ходит, а теперь еще бредит о том, как последует за ним в Томы. И этот ужасный Марк Весаний. С тех самых пор, как его назначили наместником

Свиток IV

ФРАГМЕНТ

1

в иды марта пристал к Делосу,[91] где мы пополнили запасы воды и провизии, и после двух дней отдыха продолжили путь к Дардану.[92] Дни стоят погожие, поэтому мы