ФУРНИЛЛА: Кто это?
ЛЮСЬЕНА: А это кто, скажите на милость?
ПЛАВТ: Моя наложница. Меня ей недостаточно. А нужен ей такой мужчина, как Гай Инвалид Сикан.
ЭТЬЕН: Моя жена. Для меня это слишком. Говорю вам, ей нужен такой мужчина, как супруг мадам.
КАПИТОН: Что ж, тогда с твоего позволения, Фурнилла, и, разумеется, если Гай согласится.
ФИНАШ: Тогда с разрешения мадам и с согласия испанского господина — это можно устроить!
Согласитесь, сэр, различия между этими двумя текстами минимальны и по большей части (если можно доверять английскому переводу) чисто лингвистического характера: язык Фейдо более литературный, у Овидия — более разговорный. Однако оба отрывка с большой откровенностью и с употреблением лишь незначительных эвфемизмов говорят о сексе.
В пьесе Овидия Плавт, по всей видимости, раб, имя которого автор позаимствовал у величайшего римского драматурга Плавта, жившего на рубеже 3 и 2 в. до н. э., в чьих комедиях обычно присутствует такой персонаж, как лукавый раб. Этьен у Фейдо — дальний родственник тому обязательному в пьесах Плавта персонажу, которого римлянин, в свою очередь, взял из комедий своих греческих предшественников. Согласно комментарию мистера Оливера, Капитон — это сам Овидий. Фурнилла, супруга которой зовут Гай Инвалид Сикан, вполне может быть Ливией, женой Августа (как предполагает в своем комментарии мистер Оливер). Большую часть жизни Август отличался слабым здоровьем и дважды заболевал так сильно, что уже сомневались, выживет ли он. Отсюда, возможно, появилось среднее имя Инвалид (которого я не могу найти в исторических источниках, указывавших бы его как расхожее).
Но как же вывести из пьесы объяснение ссылки Овидия в Томы? Фарс Фейдо (что типично для этого автора) — путаная история, вращающаяся вокруг более или менее добродетельной жены, которая подозревает своего более или менее добродетельного мужа в измене. Действительно, за цезарем Августом тянулась слава женолюбца, и, если Инвалиду действительно полагалось представлять Августа, название «Верный муж», вероятно, следовало понимать в саркастическом ключе. С другой стороны, императрица Ливия (и это, на мой взгляд, делает несостоятельной теорию мистера Оливера о ее отношениях с Овидием) была известна своей безупречной верностью и высочайшей добродетельностью, если, конечно, забыть про убийства, которые она почти точно совершила, чтобы получить для своего сына от первого брака Тиберия право унаследовать верховную власть.
Как я указал в начале этого письма, я не ученый, всего лишь любитель французской комедии и эротической поэзии Овидия. Возможно, некто, более эрудированный, чем я, отыщет убедительное объяснение этой головоломке. Признаюсь, я тут бессилен.
Вы совершенно уверены, что вся рукопись не фальсификация?
С уважением, Андре Фуилье.Комментарий Э. П. Оливера
Сходство между двумя сценами бесспорно. Как такое возможно? Единственным объяснением было бы совпадение, что представляется неубедительным. Фейдо не мог иметь доступ к свиткам Овидия. Признаю, это все равно что утверждать, будто, сложив вырезанные из газеты слова в шляпу, два человека вытянули идентичные слова в идентичной последовательности и потому — по чистой случайности — составили идентичные тексты. Но как еще мне это объяснить, учитывая (а я ее принимаю) неопровержимую подлинность рукописи Квеста?
Мистер Фуилье прав в своем утверждении, что сцена Овидия так же открыто говорит о сексе, как его «Любовные элегии» и «Искусство любви», и что имя супруга, чья жена жалуется на его внушительную потенцию, может быть интерпретировано как аллюзия на бесконечные недомогания Августа. Сходным образом мы можем приравнять имя Капитон к cognomen Овидия Назон, поскольку они оба указывают на части тела, притом находящиеся выше плеч. Если мы примем, что сохранившийся фрагмент сцены — более или менее реалистичное описание отношений между императрицей, поэтом и недужным, но более чем способным к половому акту императором, то нетрудно предположить, что ссылку Овидия она объясняет сексуальными проблемами.
Сколь бы абсурдным это ни казалось, я испытываю большое искушение искать в фарсе Фейдо ответ на загадку в жизни Овидия. Такие персонажи, как группа парижских буржуа, решивших совершить адюльтер, который по ходу пьесы ни одному из них не удается, типичны для французского фарса того периода; его доминирующий мотив — «череда ошибок». В стихах, написанных в ссылке, Овидий сам скрытно намекает на причину своего удаления из Рима как «carmen et error», т. е. «песни и ошибки», как это обычно переводят. Ученые пришли к выводу, что совершенная поэтом «ошибка» заключалась, вероятно, в том, что он не сообщил о нарушении приличий, которому стал свидетелем. Тем не менее нельзя забывать (если я верно помню свою лицейскую латынь), что латинское слово «error» можно также перевести как «недопонимание», «проступок» или «оплошность».