Украинская повстанческая армия в отличие от наших партизан и диверсионных групп, от Армии Крайовой или «лесных братьев» в Прибалтике не имела кадрового костяка. Неоткуда было ему взяться.
Но при всех обстоятельствах различие между армией и партизанским отрядом велико. В первом случае главенствует мобилизационный приказ, во втором — собственное желание идти на смертельный риск. Для вступившего в УПА этот риск не сводился к перспективе схлопотать пулю, истечь кровью; прибавлялась возможность стать жертвой Шемякина суда, угодить к стенке или на Колыму. Он не считался военнопленным. В такой необъявленной войне пленных обычно не бывает.
С годами Великая Отечественная отступала на второй план, на задворки памяти. Однако не отпускала. А что до необъявленной войны, то на нее иной раз попадаешь, и не отдавая себе отчет. Написанное тобой, профессиональным литератором, кем-то там, наверху, признано ошибочным, «порочным», и ты становишься мишенью, объектом атаки. Еще сам не понимаешь: главный редактор газеты, директор издательства, покровительственно предостерегающие тебя, выполняют боевое задание своего начальства. Потом следуют операции более сложные: зубодробительная статья не в центральном органе, аналогичная статья, уже в «Правде», правдинская статья, но теперь с обязательной перепечаткой в других газетах. Беседы с представителями инстанций; упреки перерастают в угрозы, угрозы конкретизируются по мере твоего отказа каяться. Наступает следующий этап боевых действий. Во исполнение угроз рассыпается набор книги, готовый к выходу. Откровенные намеки на еще менее желательные последствия.
К исходу шестидесятых все стадии у меня остались позади, набор одной книги рассыпан, другой вот-вот рассыплют. Разгромная операция близится к горестному для автора завершению. Печатать его по крайней мере в ближайшее время не будут. А что будет в дальнейшем — туман, тучи.
Все это мне порядком осточертело, и зимой 1968 года я надумал воспользоваться приглашением давнего друга-варшавянина. Ах, Польша, ах, Варшава, налево мост, направо мост. Ах, фронтовая молодость, поход от Сана к чехословацкой границе...
Ни разу в Польше я не натыкался на прямую, открытую неприязнь к себе. На ненависть потому лишь, что приехал из страны «старшего брата». Однако давали почувствовать меру своего презрения к этому «брату». А если презрение, словно невзначай, перепадает и тебе, не посетуй.
- О, пан приехал из Советского Союза! Мой дедушка сидел в ваших лагерях...
- И мой отец...
- Мой брат сгинул в ваших лагерях...
«Пан» выступает как бы заведующим советскими лагерями, владельцем островов «Архипелага ГУЛАГ».
Всякая кампания репрессий в послевоенной Польше отдавалась новой волной и без того достаточно прочных антирусских настроений. Но я помнил: большинство поляков радушно встречало Советскую Армию в 1944 году.
В отличие от Марии, жительницы села N, поляки связывали с ней надежды на возрождение независимого государства, еще недавно занимавшего твердо очерченное место на карте. О том, что Кремль предпочитает правителей-марионеток, догадывались немногие. Еще не все толком знали про Катынь.
У Марии, у соплеменников, разделяющих ее взгляды, меньше иллюзий — УССР никогда и никем не воспринималась как независимая республика. Методично истреблялась украинская интеллигенция, в 30-е годы голод выкосил сотни украинских сел, не получивших даже куска хлеба от Москвы, которая организовала этот мор.
По сей день меня не покидает нелепая надежда: Мария осталась в живых. Седовласая приехала на конференцию оуновцев в Киев девяносто второго года.
К ветеранам-оуновцам относятся с почтением, и я представляю себе, как семидесятилетней Марии преподносят цветы.
Новые украинские организации воздают должное Степану Бандере, его героической жизни и мученической смерти, но тянутся к Руху, где, впрочем, тоже хватает группировок и течений. Не все, однако, разделяют яростный антирусизм оуновцев, жаждут стрелять по русским.
Когда народ сам признает свою вину, свою ответственность — это одно. Когда, распаляя к нему ненависть, его требуют к ответу соседние народы — это совсем, совсем другое. Цепь ненависти нижется новыми звеньями, конца им не видно.
Незапланированная варшавская встреча чем-то напоминала кадры детективной киноленты и вряд ли могла пролить дополнительный свет на проблему.