Незнакомец, позвонив мне по телефону, на вполне сносном русском языке назначил свидание. Предупредив при этом:ему звонить нельзя, он свой номер не дает, получить его номер на телефонной станции невозможно — «заскреженный» (засекреченный). В Польше каждый вправе засекретить свой номер, его не будет в справочнике абонентов.
Я должен неукоснительно выполнять все условия встречи, не пытаясь их нарушить.
Не должен ничего записывать при разговоре и не включать магнитофон.
Когда дошло до «в-четвертых», у меня возникло желание послать таинственного собеседника подальше.
Безошибочно это почувствовав, тот заявил: во встрече заинтересован я. Кроме того, он сам — лицо официальное, член государственной комиссии по расследованию гитлеровских злодеяний и использует всякую возможность, дабы встретиться с любым зарубежным литератором. Сейчас его выбор пал на меня.
Через два дня незнакомец позвонил снова. Назвал место встречи, номер трамвая, остановку. Сойдя, пройти вперед по ходу движения. Прислониться к первому же фонарному столбу.
Встречавший был невысок ростом, опирался на трость и не закрывал рта до самого своего дома. Среди прочего он рассказал анекдот об улице, по которой мы поначалу шли. Не очень смешной, но свидетельствующий об умеренном свободомыслии рассказчика.
Дом новой застройки. Невысокие этажи. От лестничной площадки длиннющие коридоры по обе стороны. В коридор выходят двери квартир.
В Польше на таких белых дверях обычно больше замков, чем у нас, — по крайней мере так было в те годы. У незнакомца их оказалось рекордное количество. Совладать с замысловатыми механизмами и секретными кодами ему было нелегко, и эта бестолковая возня возле окованной железом двери снижала напряжение сюжета.
Наконец вступили под низкие своды квартиры. Явно холостяцкой, насквозь прокуренной. Две комнаты. Большая, налево от двери — кабинет. Туда, миновав кухню, проследовали хозяин и гость. Книжные шкафы, толстые папки с номерами и надписями на корешках. Деревянные ящички с карточками, как в библиотечном коллекторе.
- Мои работы известны на Западе, охотно печатают.— Хозяин показал на одну из полок, где торчали пестрые обложки журналов.
Ощущалось какое-то неизъяснимое несоответствие между антуражем и персоной хозяина. Но он мгновенно улавливал настроение гостя.
- Разговор предстоит чрезвычайный. Прежде вопрос: джин? коньяк? водка? виски?
Выпили самую малость. Скромно закусили. (Закуска предусмотрительно ждала на столе.)
- Я много лет связан с проблемой, которая вас теперь интересует. — Хозяин закурил трубку. Коробки с дорогим табаком и зажигалки были разбросаны по журнальному столику. Курил хозяин несколько картинно. Как морские волки в кинофильмах.
Я не мог взять в толк, о какой проблеме речь.
- И не только теоретически занимался этим вопросом, — продолжал хозяин.— Убийства, связанные с национальной борьбой, национальными антагонизмами. Всякие бандеровцы и прочие...
- Кто относится к прочим?
- Например, поляки, которыми мне пришлось... заниматься в годы оккупации.
- Простите, как понимать — «заниматься»?
- Понимать? Просто. Мы их убивали.
Хозяин меланхолически вертел в пальцах рюмку. У меня закрались сомнения: все ли у него дома?
- Можно, конечно, свихнуться. Но, как видите...
Я не видел и предпочитал молчать.
Хозяин говорил гладко, почти не останавливаясь. Словно шел затверженный текст.
Семнадцати лет в сорок первом году он бежал в лес. Родителей отвели в гестапо. Мальчика подобрал партизанский отряд. Как выяснилось, аковский. В отряде имелась отдельная группа — несколько парней, — на которую возлагалась необычнейшая задача.
Гитлеровцы не всегда умели опознать польских евреев и евреек. С немецкими у них все обстояло в порядке. Полный орднунг. А здесь — незадача: то хватают чистокровных поляков, то упускают иудеев.
Пришлось искать и нанимать поляков-физиономистов, наделенных даром безошибочно определять нацию. Соглашались не все. Однако согласившиеся получали хорошее вознаграждение за каждую голову.
- Группа аковских парней выслеживала таких специалистов. Являлась в дом. Именем Польской республики оглашала приговор — и приводила его в исполнение.
- Прямо дома?
- Так.
- При жене, детях?
Этот вопрос не был для хозяина полной неожиданностью. - Жена и дети уничтожались следом за главой семьи. Они могли нас опознать. Помочь эсэсманам, которые за нами охотились.
- Надели бы маски.
- Правосудие в масках не вершат... Мы поляки. И не мирились с тем, что какой-то поляк служил гестапо, продавался, обрекал на муки и гибель своих сограждан по признаку расы. Мы вершили святое дело, спасли десятки людей.